Последние полтора года Брендон с Джералдом вместе вели одно дело… что-то связанное с сетью крупных супермаркетов в нашем округе. Они выиграли это дело. Но речь сейчас не о том. Они с Джералдом очень сдружились. Ну… не то чтобы сдружились, но отношения у них были вполне приятельскими. Есть у меня стойкое подозрение, что теперь, когда Джералда не стало, Брендон должен занять его место в фирме. Но это опять же к делу не относится. В общем, именно Брендон приехал ко мне в больницу от конторы Джералда. И он как нельзя лучше подходил для подобного поручения в качестве – как сказал сам Брендон в свое первое посещение – «главного специалиста по предотвращению возможных неблагоприятных последствий».
Он действительно очень милый – в нем есть какая-то мягкость, да, – и он был со мной честен с самого начала, но у него, безусловно, был и свой интерес. Я это сразу заметила, не сомневайся. В конце концов я почти двадцать лет была замужем за адвокатом, и знаю, насколько рьяно и ревностно они разделяют работу и личную жизнь. Я так думаю, это своего рода защита от нервных срывов. Но я знаю, что именно из-за этой двойственности их так не любят. И это действительно очень непривлекательная и даже, можно сказать, отвратительная черта.
Но Брендон, наоборот, располагал к себе с первого взгляда. Хотя, повторюсь, у него были свои интересы. И прежде всего – любой ценой не допустить огласки каких-то подробностей, которые могли бы нанести ущерб репутации фирмы. А это значит, не допустить огласки каких-то подробностей, которые могли бы выставить в неблаговидном свете меня или Джералда. Сама понимаешь, работа неблагодарная и к тому же рискованная. Какая-нибудь идиотская случайность – и все старания летят к черту. Но Брендон вызвался сам. И, надо отдать ему должное, он не пытался мне врать, что взялся за это дело из уважения к памяти Джералда. Все объясняется проще. Он делал карьеру. Такие дела, если они заканчиваются успешно, открывают прямую дорогу наверх по служебной лестнице. У Брендона все получилось, и я искренне за него рада. Он проявил ко мне доброту и участие, и это уже достаточная причина, чтобы за него порадоваться. Но есть и другие причины. Он никогда не впадал в истерику, когда я ему говорила, что мне звонил или ко мне приезжал кто-то из репортеров, и со мной он не вел себя так, как будто я была только частью его работы – только частью работы и больше ничего. Знаешь, что я на самом деле думаю, Рут? Я на семь лет его старше и выгляжу сейчас полной развалиной, но мне кажется, что Брендон Майлерон немного в меня влюблен… или, может быть, не в меня, а в героическую Малышку Нелл, которую он во мне видит. Вряд ли он меня хочет как женщину (по крайней мере пока еще нет; хотя мне уже лучше, но я все еще напоминаю синюшного общипанного цыпленка, который уныло болтается на крючочке в витрине мясной лавки), и мне это нравится, знаешь. Я, наверное, уже никогда не лягу в постель с мужчиной. Что-то меня не тянет. Но я солгу, если скажу, что мне не нравится то, как он на меня смотрит. Его взгляд говорит, что я теперь часть его жизни – именно я, Джесси Анджела Махо Берлингейм, а не какое-то абстрактное неодушевленное существо, свидетельница по делу, которое у них в конторе проходит под кодовым названием «Это злосчастное дело Берлингейма». Я не знаю, какое место занимаю в его жизни и что для него важнее, я или работа, но мне это не важно. Мне достаточно знать, что я занимаю