В деревне, расположенной на полпути между Кашмирской долиной и Канихамой, находилась школа, которую обычно посещали дети, но зимой родители не хотели отпускать детей так далеко и предпочитали, чтобы они оставались дома и помогали старшим. Иногда мальчиков отправляли учиться в медресе, но не все семьи могли позволить себе оплачивать обучение. Сначала к школе Нерис в деревне отнеслись с подозрением, но потом поддержали ее инициативу, и она стала частью общины.
— Английский, — сказал Зафир, дед Фейсала. — Пожалуйста, научи детей английскому.
К англичанам в Кашмире относились не очень хорошо, да и в сторону Индии посматривали косо, желая скорейшего отсоединения и независимости, но по-прежнему понимали, что знание языка открывает перед ребенком широкие перспективы. Нерис делала все, что могла. Дети послушно тянули за ней слова чужого языка — «нос», «рука», «шляпа» и так далее. Нерис вспомнила Лех и Эвана. Он одобрил бы ее поступок. Наконец-то.
Только Фарида продолжала грустить. Иногда она появлялась на пороге школы, но вскоре срывалась и убегала, и ее не видели целый день.
Райнер рассказывал Нерис новости о нападении японцев на Сингапур, о битвах в Ливийской пустыне, передавал приветы от Миртл и Кэролайн, а однажды предупредил, что вскоре уедет из Шринагара.
— Куда ты поедешь? — спросила Нерис.
— Я умею кое-что. Я тоже хочу быть полезным, — ответил он.
Когда она не занималась детьми, то с удовольствием наблюдала за работой ткачей. На краю деревни, там, где ручей бежал между камнями и льдом, она обнаружила мастерскую красителей. Нерис смотрела, как нити опускают в медный чан с горячей краской, как белый пар уносится к бесцветным облакам. С помощью длинных палок красильщики вынимали мотки шерсти из чанов, проверяли качество и степень окрашивания. Чистая вода и натуральные красители давали уникальные цвета: нежно-розовый, голубой, желтый. Нерис не уставала восхищаться насыщенными цветами в мастерской ткачей. Мастера, работающие с шерстью, оказались более общительными, чем ткачи, которые просто отворачивались к своими бобинам, игнорируя ее присутствие. Красильщики быстро привыкли к ее визитам. Через некоторое время женщины решили показать ей, как работать за прялкой, но Нерис оказалась слишком неуклюжей. Все смеялись.
За все это время шаль с павлиньими перьями стала длиннее на ладонь. Ее ткал молодой, худой как спичка мастер в красной тюбетейке. Он постоянно тер покрасневшие глаза и иногда, отдыхая от кропотливого труда, смотрел на белые горы вдали.
Однажды утром, в середине февраля, Нерис проснулась не на рассвете, как обычно, а днем. Было поздно. Мальчик, который выпасал стадо коз, уже прошел мимо дома, она слышала звон колокольчиков на шеях животных и посвистывание пастуха. Стадо ушло на холмы. Ей не нужно было смотреть на часы. Время в деревне можно было определять по работе, которую выполняли в мастерских и на полях. Дни становились длиннее, морозы постепенно отступали, появилась надежда, что нескончаемую зиму когда-нибудь все же сменит весна. Мысль о весне заставляла ее сердце биться быстрее. Из окна ей было видно раскидистое дерево, которое росло в центре площади. Ей вспомнилось лето. Нерис разожгла огонь в печке, наполнила чайник водой и поставила его на плиту. Когда вода наконец вскипела, Нерис приготовила чай, села в кресло, завернулась в фирен и стала греть руки о чашку. Сейчас прибежит Фейсал. Стоило ей подумать о нем, как она услышала рядом с домом топот маленьких ножек, и в дверь настойчиво постучали. Маленький мальчик забежал в комнату и уселся возле теплой печки. Нерис торжественно пожелала ему доброго утра.