Женщина вздохнула.
— Дон Лоренцо и правда мог бы платить своим работникам больше.
Педро искоса посмотрел на Викторию.
— Я слышал, из-за последних инвестиций в производство он влез в долги.
— А…
От этого легче не становилось.
Увязнув в долгах, дон Лоренцо наверняка чувствовал себя как раненый зверь, в любой момент готовый напасть.
Глава 8
Филипп обожал ежегодные карательные экспедиции против индейцев Чако. Он с предвкушением ждал начала похода, испытывая нетерпение, как в детстве, когда не мог дождаться Рождества. Во-первых, этих дикарей-безбожников нужно было наказать: в этом году они ограбили одного из переселенцев, приехавшего в Аргентину из Швейцарии, увели у него почти тридцать лошадей. Во-вторых, во время боя Филипп чувствовал себя по-настоящему живым. Когда ему удавалось ранить одного из этих псов, он не мог сдержать радостный крик. Убийство приносило Филиппу истинное наслаждение, и с каждым годом ему становилось все сложнее бездействовать месяцами. Он знал, что его отец чувствует то же самое. Иногда они вместе отправлялись на охоту, чтобы утолить жажду крови, но убивать животных было не так приятно, как людей. Однако Филипп не мог позволить себе забить насмерть еще кого-то после того случая с Клаудиусом Либкиндом — иначе он мог бы навлечь на себя подозрения. Нельзя же рассчитывать на то, что ему опять повезет, как с этим дурачком Франком Блумом.
Ну, по крайней мере, оставались карательные экспедиции, хотя там жертвы и не были настоящими людьми, а так, дикарями, проклятыми грязными воришками, поджигателями. И эти твари жили на земле, которую и обрабатывать-то не умели.
В этом году экспедицию возглавляли трое индейцев из Романга. «Жалкие мрази», — вот уже в который раз подумал Филипп. Будь его воля, он прикончил бы эту троицу сразу же после завершения экспедиции. Наказание за предательство — повешение, значит, нужно вздернуть их на суку, и дело с концом, верно?
Парень опустил ладонь на луку седла, другой рукой придерживая поводья. Всадники ехали один за другим, трое проводников скакали рядом. Перед Филиппом скакало человек десять. И вдруг он почему-то подумал о Мине. Парень уже решил, что, когда вернется, так просто ее не отпустит. Мина превратилась в хорошенькую девушку. Она уже не была такой худосочной, как раньше. Филипп не хотел приставать к ней в доме, а на улице девчонке постоянно удавалось улизнуть. К тому же всю неделю она работала у Дальбергов, а когда Филиппу предоставлялась возможность побыть вместе с ней, постоянно кто-то оказывался рядом. Парень раздраженно прищелкнул языком. Может, стоит отказаться от своих дурацких предубеждений и все же наведаться к Мине ночью?