Ох, как не хотел ехать Валера. Его ведь опять подставляли как крайнего. Он хоть и рос по службе, но всегда и везде был худшим, крайним. Что его ожидает, он представлял очень хорошо. Съездит, получит двойку или не пройдет по конкурсу и вернется опять в свою дыру тащить службу, исполнять обязанности, с которыми он не справляется, и в конце-концов его снимут, понизят в должности. Впрочем, в штабе полка заверили, что «подчистят» его личное дело уберут несоответствие, и другие взыскания, так как абитуриенту положено ехать на экзамены с абсолютно чистым личным делом. Ну и с должности до момента поступления его уж точно не снимут. Всю первую половину следующего 1979 года Валера ходил сам не свой, он даже не готовился к экзаменам, понимая, что это ни к чему. Офицеры чуть не в открытую над ним посмеивались, лишь жена как могла его поддерживала, но то было слабое утешение. Казалось все, вычерпал до дна он свое везение, на этот раз он точно влопался – не за понюх «спалит» возможность поступления в Академию, ведь второй наверняка уже не будет.
Дыра, где служил Валера и прочие описываемые персонажи, как уже упоминалось, находилась в Сибири. Потому и экзамены принимались выездной комиссией Академии при штабе отдельной Армии ПВО в Новосибирске. Потому и Валера в назначенный срок летом 1979 года весь в унынии полетел в Новосибирск. В аэропорт Толмачево прибыл рано утром, в самолете дремал, видя далеко не радужные сны. В зале ожидания он, протерев глаза, вдруг заприметил знакомого полковника. То был его бывший командир полка, пару лет назад ушедший на повышении в штаб Армии. Полком он командовал недолго, ибо имел связи, и его поставили на полк всего лишь чтобы, так сказать, отметиться, пройти обязательную для дальнейшего роста должностную ступень. Но и за тот недолгий период командования он успел оставить о себе память человека любящего выпить, но в то же время беззлобного и отзывчивого. Вот и сейчас сразу бросалось в глаза, что полковник изрядно мучается с похмелья. С соответствующим выражением лица он сидел в зале и, видимо, ожидал свой рейс. Валера, впрочем, не догадывался отчего у полковника такое мученическо-страдальческое лицо. Он видел, что человеку просто плохо, а так как плохо было и ему, то он решил подойти и так сказать в унисон поделиться своим горем. Хотя, какое дело полковнику, давно уже ту же академию закончившему, сделавшему и продолжавшему делать неплохую карьеру слушать о несчастьях какого-то капитана? Но Валеру словно какая-то невидимая сила толкала - подойди, заговори…