Таким образом, в результате столь несчастливо сложившихся обстоятельств, Пупков уже собирался отбывать восвояси, как вдруг в палаточном лагере абитуриентов объявился некий подполковник-грузин, преподаватель такого же училища, но располагавшегося в северокавказском городе Орджоникидзе. В том училище, по ряду специфических причин, конкурс среди поступающих из года в год не превышал полчеловека на место и для укомплектования сего военного учебного заведения ежегодно отправляли таких вот вербовщиков в другие училища. Подполковник, увидев оценки не поступивших, сразу ухватился за Пупкова - у него единственная двойка была по непрофилирующему предмету, к тому же по двум профилирующим четвёрки. У прочих "отбросов" куда хуже, но приходилось брать и с двумя двойками по профилирующим, ибо те кто поступали в самом "Орджо", как правило, были ещё хуже.
Так Пупков стал курсантом. И здесь, несмотря на то, что с самого начала он отлично учился его, прежде всего из-за внешности и нечистоплотности, стали постоянно назначать на самые грязные, не престижные работы, типа мытья полов, прочистки забитого туалета, в наряд он строго заступал рабочим по кухне ...
2
Осень на Кавказе наступала месяца на полтора позже, чем в Пермской области. То есть начиналась она по факту где-то в середине октября, а самые дожди приходились на ноябрь. В тот дождливый ноябрьский вечер взвод Пупкова после шести часов занятий, обеда и двух часов отдыха заступил в суточный наряд по училищу. Одни курсанты заступали в караул, другие всевозможными дневальными: по батарее, автопарку, КПП, штабу ... А Пупков, который уже получил от товарищей, вполне естественную при его фамилии кличку "Пупок", с такими же, как и он бедолагами в свой обычный наряд на кухню. Непрестижность обуславливалась тем, что в этом наряде почти круглые сутки, включая большую часть ночи, курсанты, облачённые в старое хе-бе, выполняли тяжёлую и грязную работу.
Заступили с вечера, накрыли столы на ужин. После того, как поужинало всё училище, более тысячи курсантов, собрали посуду, помыли её в ваннах с обжигающе-горячей водой, вынесли отходы на свинарник, вымыли полы, столы, протёрли скамейки ... Только сели передохнуть в десять часов вечера, впервые за четыре часа. Тут снизу из варочного цеха повариха кричит:
- А ну ребятки милые, не время сидеть, пошли на завтра картошку чистить.
Делать нечего, встали, пошли. Уселись вокруг большого чана и все десять человек, вооружившись ножами, под зорким доглядом поварихи принялись чистить картошку. Нудная работа - глаза смыкаются, руки устают. Минула полночь, а ещё чистить и чистить, курсанты орудуют ножами и косят глаза на повариху ... Только посмотрят, и сразу пропадает сонливость, кровь быстрее бежит по жилам, ведь смотреть было на что. И не потому, что курсанты-первокурсники до конца первого семестра не ходили в увольнение, фактически заперты в стенах училища, то есть женщин почти не видели. Впрочем, женщины в училище в ограниченном количестве водились: преподавательницы гражданских учебных дисциплин, медперсонал санчасти, продавщицы во внутриучилищных магазине и буфете, ну и обслуга столовой - официантки и поварихи. В основном эти женщины были уже не молоды, как правило, не отличались миловидностью, потому на них даже у "голодных" курсантов "аппетит" обычно не возникал. Начальник училища был выходец из местных, осетин, и в обслугу он набрал много своих. А осетинские женщины, как и все этнические кавказки для русского мужского глаза уж очень непривлекательны. Но эта повариха оказалась русской, тоже уже немолода, курсантам почти в матери годилась, в общем, что-то около сорока, но как смотрелась!!! Глаза курсантов, уже уставшие от вида блёклых, длиннолицых, смуглых, тонконогих горянок, обрели блеск недвусмысленного желания.