А он был так красив! Даже видавшие виды акушерки и детские сестры взвизгивали от восторга при виде Катиного малыша. Он же, не ведая о своей красоте, безмятежно спал и даже не захотел проснуться, чтобы взять грудь.
Катя лежала в обычном бесплатном отделении. Они со Светкой решили, что тратить тысячу долларов ради того, чтобы неделю пролежать в комфортных условиях, неразумно. Светка сказала, что, конечно, пока она жива, то поделится с Катей и ее ребенком последним куском хлеба, и что, если Катя очень хочет, можно лечь и на платное отделение. «Но подумай, на фиг столько бабла в кассу платить? Ведь врачи, которые реально у тебя будут роды принимать, из этих денег ушки от хрена получат! А в общей палате веселее! Кать, если у тебя все пучком пойдет, то и бесплатный врач тебе поможет, а если, тьфу-тьфу-тьфу, не дай Бог… то никто ничего не поделает. А врачу и акушерке мы в лапу сунем, и они будут к тебе как к королеве относиться». И Катя согласилась со Светкиными доводами.
«В лапу» дежурной смене Светка сунула не скупясь, и Катя не могла пожаловаться на плохое отношение, но у общей палаты обнаружились неожиданные минусы.
Мамы лежали вместе с детьми. Всего рожениц было три, соответственно и младенцев тоже трое. Катин сынок кричал мало, в основном он спал с важным и сосредоточенным выражением лица, зато двое других орали почти круглые сутки. Катя не могла спать, поэтому неделя в роддоме прошла для нее как в тумане, в странном состоянии между сном и бодрствованием.
Пеленок не хватало, а памперсы они со Светкой решили использовать только в самых крайних случаях, поэтому приходилось застирывать детские пеленки под краном и сушить на батарее. Молока у нее пришло хоть отбавляй, приходилось его сцеживать, так что у Кати почти не было времени и душевных сил думать о том, что никто, кроме Светки, не встретит ее из роддома.
В коридоре был телефон-автомат, и Катя, набравшись сил, позвонила маме, чтобы сообщить о рождении внука.
– И что ты теперь от меня хочешь? – спросила мама голосом, которым можно было бы замораживать пельмени в промышленных масштабах. – Ты уже наигралась в самостоятельность и хочешь, чтобы я взяла на себя заботы об этом ребенке? Ты наконец поняла, что не сможешь одна воспитывать его?
«Ну почему все наши разговоры сводились всегда к тому, что я ни на что не способна?» – грустно подумала Катя. Когда она собиралась поступать в музыкальную школу, мама говорила: «Да, тяжело тебе будет, у тебя же нет абсолютного слуха». Как выяснилось позже, абсолютный слух у Кати был, и, слава Богу, нашелся добрый человек, который сказал ей об этом. Если Катя хотела пойти в танцевальный кружок, мама вздыхала: «Как же ты будешь танцевать, ты такая неуклюжая». И так было всегда. Если она сидела дома, мама упрекала ее в том, что она неспортивная. Если, наоборот, бежала кататься на лыжах, маме не нравилось, что Катя не сидит целыми днями за уроками.