Вваливается Эмми Ньюэлл, отлепляя от лица тысячи мокрых прядей.
– Забыла зонт? – спрашивает ее Стефан.
– Пф-ф-ф, – она проходит мимо, и Стефан хохочет.
Я убираю зонт в чехол и вешаю его в свой шкафчик.
– Итак, волшебное зелье, которое победит рак, если я попрошу любимого человека его выпить, – говорит Стефан и улыбается мне с непривычной многозначительностью. Мне кажется, я краснею – во всяком случае, мне становится жарко, – но стараюсь не думать об этом.
– Я бы не смог так поступить с тем, кого люблю.
– А знаешь, что было бы еще любопытнее? Что, если бы ты дал зелье любимому человеку, а он бы не умер, потому что это значит, что ты его и не любишь по-настоящему?
– Ну, что ж, я вполне уверен в своих чувствах к одному человеку, а потому в твоем шкафчике и нет зелья.
Мы украдкой целуемся, а потом идем в классную комнату. Интересно, каково бы мне было, если бы я была уверена в своих чувствах к нему? Не уверена, что смогла бы испробовать на нем зелье. С другой стороны, иметь возможность вылечить рак и не воспользоваться ею? Какой кошмар.
Стефан с ангельским терпением и великой непринужденностью ждет, пока я пойму, как отношусь к нему. Сегодняшним дождливым вечером он приходит к нам на ужин, но сначала ему приходится осмотреть папину коллекцию медицинских древностей, называет пулевые щипцы времен Гражданской войны «крутыми» и раз за разом раскрывает их и закрывает.
Его внимание привлекают синие и бурые стеклянные бутылки с истрепанными желтыми этикетками. Прославленная микстура Шаффнера от инфлюэнцы, Кровеочистительное средство доктора Бикнелля, Инжирный сироп Дуда для излечения констипации, безопасный для младенцев и взрослых в любых состояниях.
– Шарлатанство, – с полубезумной улыбкой объявляет мой отец.
– Так Джози говорит.
– Стефан, а ты догадываешься, что общего у всех этих лекарств?
Он трясет головой, и папа говорит:
– Героин.
– Да не может быть!
И папа кратко излагает нам леденящую кровь историю лечебных средств.
Стефан потом сказал мне, что, когда у него будет собака, он назовет ее Шарлатанством.
– И еще у меня будет кот по кличке Противоправный, – добавляет он.
Позже, когда дом затихает и выключают верхний свет, мы сидим со Стефаном в гостиной и целуемся, а потом еще немного целуемся. На губах остается приятное и мягкое ощущение, но в желудке у меня творится что-то странное. Как и в голове, когда я начинаю размышлять, что это такое: не боль, не тошнота, но какое-то смутное беспокойство внутри.
В итоге я отодвигаюсь от Стефана на диване и шучу – почти шучу, – что мне не хватает воздуха.