Так вот, к незаконнорожденным ученицам в пансионе претензий не было. Зато отношение к людям, вступающим в интимные отношения вне брака, было недвусмысленным. Их осуждали, объявляли великими грешниками и клеймили позором. Один раз учительница Ариадна долго и с чувством распространялась о том, что женщина, зачавшая внебрачного ребенка, хуже воровки, что грех прелюбодеяния приравнивается по своей тяжести к убийству и что грешница непременно попадет к демонам, причем независимо от того, по собственной воле она согрешила или над ней было совершено насилие. Поскольку насилия над истинно благочестивой женщиной не допустили бы боги.
И хотя я уже успела усвоить, что спорить со жрицами нельзя, последний пассаж Ариадны настолько вывел меня из себя, что я встала с места и открыла рот. И подробно объяснила, что думаю о такой иерархии грехов. А также поинтересовалась, до какой степени готовы были бы рассчитывать на заступничество богов сами жрицы, если бы оказались в поздний час в трущобах приморского городка вроде Мерстона.
Нет, обошлось без розог, и даже в чулан не посадили. Просто дали много дополнительных учебных заданий плюс загрузили работой на кухне и в саду. С одним небольшим нюансом. На сон после исполнения всех этих заданий мне оставалось не многим больше двух часов в день. Наказание длилось трое суток. После первой такой ночи я провела день не сказать чтобы легко, но сносно. После второй чувствовала, что мозг потихоньку плавится. Насколько возможно, старалась не сидеть, поскольку в таком положении риск заснуть был слишком велик, а если бы меня нашли спящей, последствия оказались бы еще хуже. Но я умудрялась дремать даже стоя. После третьей ночи… То, что было после нее, я помнила довольно смутно. И главное, я все время знала, что, стоит только попросить прощения у Ариадны, признать ее правоту, – и наказание отменят. Но сжимала зубы и к жрице не шла. И продержалась назначенные три дня.
Я даже не сразу поняла, что воспоминание перешло в рассказ. Осознала это только тогда, когда почувствовала прикосновение к своей руке и увидела, как ладонь Дамиана накрыла мои сжимающие ручку кресла пальцы.
Когда я закончила, Дамиан негромко выругался. При мне такое с ним случалось уже в третий раз, но сейчас фраза получилась гораздо более витиеватой.
– Можешь повторить по слогам, а я возьму перо и запишу? – с надеждой попросила я.
– Обойдешься, – отрезал он. Но руку так и не убрал. – Такие слова не для маленьких девочек.
– Тогда зачем их при маленьких девочках употреблять? – едко осведомилась я.