Я мучительно пыталась понять, отходить ли мне от окошка. Предстоявший разговор не предназначался для посторонних ушей. В отличие от допроса гонца это будет беседа один на один, и вряд ли Дамиан хотел бы, чтобы я при ней присутствовала. Подслушивать же грешно. Но… если очень хочется? И потом, ведь Дамиан знает, что я стою здесь, на наблюдательном пункте. Если бы он захотел, мог бы дать мне знак уйти, но он этого не сделал. Просто забыл? Или мое присутствие по-прежнему его устраивает? Я не знала ответа на этот вопрос. Не знала, как правильно поступить. И осталась.
Дамиан сидел на прежнем месте. Начинать разговор он не спешил. Сесть Амандину не приглашал. Я видела ее идеально ровную спину, лопатки, обтянутые ярко-синей тканью облегающего платья, плечи, полуобнаженные благодаря фасону все того же платья, идеально уложенную прическу. Крупную серебряную сережку в левом ухе. Щеку с пятном румянца, возможно, естественного, но скорее всего, аккуратно нанесенного перед зеркалом.
– Чем она тебе помешала? – спросил наконец Дамиан. – Разве она вторглась в твою жизнь? Притесняла тебя? Требовала каких-либо изменений? Разве я понизил твое жалованье? Ты стала получать меньше подарков? Я сам стал реже к тебе приходить? Так чем она тебе помешала?
– Она слишком много себе позволяла.
Голос Амандины прозвучал очень жестко. Ни раскаяния, ни сожаления, ни даже волнения в связи с разоблачением я не услышала. Слишком много себе позволяла? Похоже, у нас разные представления о том, к кому применима эта фраза. Впрочем, я догадывалась, о чем она говорит. О том случае, когда Дамиан лежал без сознания, раненый, а я напомнила ей, кто хозяйка в этом доме.
– Неужели? – изогнул брови Дамиан. – Я что-то не заметил. Но даже если и так. Она теперь – виконтесса Телбридж. Имеет право.
– Я в первую очередь заботилась о ваших интересах.
– О моих? Нет. Ты заботилась о своих интересах, вернее, тебе так казалось. Но ты ошиблась. Ты хоть сама понимаешь, что могло бы произойти, поверь я в эту вашу мелодраму? Понимаешь, какая судьба ее ожидала? Впрочем, что я спрашиваю? По глазам вижу: отлично понимаешь. И что, тебе ее было ни капли не жаль?
Амандина молчала, плотно сжав губы. Виконт кивнул.
– Понятно. Скажи, – спросил он, прищурившись, – ты всерьез полагала, что в моем доме человек может быть невинно осужден по наговору? – Сейчас в глазах Дамиана искрился гнев, как будто именно этот, последний упомянутый им нюанс и разозлил его сильнее всего во всей истории. Я не слишком понимала, почему и о чем именно идет речь. Но Амандина, кажется, понимала. – В таком случае ты очень глубоко заблуждалась. – Он откинул голову назад и взглянул ей прямо в глаза. – Ты уволена.