Мэтью поднялся и прошел к дальнему углу гостиной. Открыв бар, он достал квадратную бутылку и налил себе стакан.
— Когда мы находились в процессе адаптации, мы никогда не демонстрировали своих способностей. Так что, если продолжать придерживаться теории о том, что МО уже давно в курсе, значит, они изучали тех Лаксенов, которые никогда не могли придать огласке осведомленность МО относительно наших сил.
К горлу подступал приступ тошноты.
— Хотите сказать, эти Лаксены…
— Мертвы, — закончил за меня Мэтью и опустошил стакан. — Я не знаю, как много рассказал тебе Дэймон, но были такие Лаксены, которые отказывались адаптироваться. Их ликвидировали… как диких зверей. МО вполне могло пойти на то, чтобы исследовать Лаксенов, а потом от них избавляться.
Или отправлять назад в качестве шпионов, которые могли бы приглядывать за остальными и доносить в МО о любой вызывавшей подозрения деятельности. Параноидальная теория, конечно, но речь ведь шла о правительстве.
— Это все равно не объясняет, почему МО работает с Аэрумами.
— Не объясняет. — Мэтью прошел к камину, уперевшись рукой в полку, а другой взбалтывая спиртное в стакане. — Жутко даже пытаться представить, что все это может означать.
— Честно говоря, сейчас мне на все это абсолютно плевать, — произнес, наконец, Дэймон, и его голос был уставшим. — Кто-то предал Доусона. Кто-то выдал его МО.
— Это мог быть кто угодно, — настороженно произнес Мэтью. — Доусон никогда не скрывал свои отношения с Бетани. И если кто-то целенаправленно за ними следил, то все происходившее было для него вполне очевидным.
Попытки Мэтью как-то урезонить Дэймона не увенчались успехом. Впрочем, ничего другого я и не ожидала. Вскоре мы покинули дом Мэтью, молчаливые и потерянные в своих зыбких надеждах и безнадежности.
Уже у самой машины, когда Дэймон попросил ключи, я протянула их ему без единого возражения. На полпути к пассажирскому месту я замерла и, развернувшись, снова метнулась к Дэймону. Мои руки сами собой крепко обвили его напряженное тело.
— Мне жаль, — прошептала я, обнимая его все сильнее. — Мы что-нибудь обязательно придумаем. Мы вернем его.
После секундного промедления его руки обняли меня, удерживая так крепко, что я могла в нем раствориться.
— Я знаю, — произнес он поверх моих волос. Его голос был сильным и уверенным. — Я верну его назад, даже если это будет последнее, что я сделаю в своей жизни.
Глубоко в сердце я уже знала об этом и боялась того, насколько многим готов был пожертвовать Дэймон ради спасения своего брата.
Дэймон не хотел, чтобы его сестра знала о том, что Доусон мог выжить. Я поддержала его в этом, по большей части из-за того, что понимала: пытаться представить, через что ему пришлось пройти, возможно, даже хуже, чем считать его мертвым. Дэймон не хотел делить с ней ощущение беспомощности. Таким он был, и я уважала его за это, но при этом не могла не видеть, как его все больше и больше захлестывала тоска по брату; и хотя мне больше всего на свете хотелось облегчить его боль — я ничего не могла сделать.