Следует особо отметить те фельетоны, которые, начиная с 1932 года, Ильф и Петров печатали в «Правде»: «Веселящаяся единица», «Безмятежная тумба», «Костяная нога», «Директивный бантик» и другие. Интересен и значителен самый факт участия Ильфа и Петрова в «Правде». Они пришли сюда не как писатели «со стороны», не как случайные литераторы, для которых основная жизнь – в книге, в журнале, а газета только эпизод, только визит от случая к случаю.
Ильф и Петров были радушно приняты редакцией руководящего, центрального органа советской печати. Они сотрудничали в газете как писатели-журналисты, как активные члены редакционного коллектива. Зто значило, что партия высоко и по заслугам оценила сатирическое творчество Ильфа и Петрова.
«Правда» была политической школой для писателей, она помотала им как фельетонистам добиваться большей идейной заостренности своих выступлений. Работа в «Правде» расширила их идейный кругозор. Ильф и Петров создали свой оригинальный тип художественно-сатирического газетного фельетона. Он отличается от фельетона Михаила Кольцова, в котором при всей художественности все же первое, место принадлежит элементу публицистичности.
Для фельетониста, так сказать, «чистой воды» частный случай является основным содержанием произведения. Автор может и отойти от подлинного факта или явления, может иногда заменить настоящие имена и адреса вымышленными, но по сути он не уйдет далеко от частного случая. Даже самый талантливый фельетонист пользуется средствами и приемами художественного вымысла лишь весьма ограниченно.
Писатель в фельетоне позволяет себе несравненно большую свободу. Конкретный случай служит для него лишь отправным пунктом. Публицистическая действенность фельетона его интересует в меньшей степени. Его влечет к созданию художественного типического образа.
Конкретные явления вмещаются в поле зрения фельетониста лишь в той мере, в какой они нужны для публицистической цели. Поэтому живые люди тоже предстают в фельетоне только одной своей стороной – функциональной, служебной. От этого у них плоскостной вид. Они имеют как бы только одно измерение, словно вырезаны из картона. Мы ничего не знаем об их жизни, кроме того, что они совершили то или иное дело, хорошее или дурное.
Глаз писателя-художника воспринимает жизнь по-иному. Писатель непременно хочет заглянуть и в другие стороны явления или биографии человека. Писателю нужен человек в трех измерениях – объемный, рельефный. Только такой человек обретает подлинную жизнь, становится типическим характером, Писатель жертвует конкретностью в угоду художественной целостности. Прокуроры с живым интересом хватаются за фельетон публициста-газетчика. Им нечего делать с фельетоном писателя,