– Возможно, у нее просто не осталось другой радости в жизни, – мягко сказала Эстер. Поведение Фенеллы она тоже находила отвратительным, особенно по отношению к слугам. Но, с другой стороны, не могла не сочувствовать неимущей женщине, целиком и полностью зависящей от милости сэра Бэзила. Если это вообще можно было назвать милостью.
Леди Беатрис обернулась, глаза ее были широко раскрыты.
– Вы понимаете, да? Вы знаете, почему мы все поступаем именно так…
Эстер не могла уклониться от прямого ответа. Беатрис была нужна сейчас искренность, а не тактичность.
– Да. Понять нетрудно.
Леди Беатрис опустила глаза.
– Я бы предпочла этого не знать. Кое о чем я, конечно, догадывалась. Знала, например, что Септимус поигрывает в карты по крупной и приворовывает вино из подвала. – Она улыбнулась. – В сущности, это скорее забавляло меня. Бэзил так кичится своими запасами кларета! – Лицо леди Беатрис вновь омрачилось. – Но я не знала, что Септимус носит вино Фенелле. Однако даже тут я не стала бы возражать, если бы дело было во взаимной симпатии. Так нет же! Мне кажется, он ее ненавидит. Фенелла – полная противоположность Кристабель, женщине, которую когда-то любил Септимус. Впрочем, это ведь еще не повод для ненависти, не так ли?
Она подождала, но Эстер никак не отреагировала.
– Странно, как угнетает, когда от кого-то зависишь и когда тебе постоянно об этом напоминают, – продолжала леди Беатрис. – Чувствуешь себя совершенно беспомощной. Боже, как я возненавидела это следствие! Потребуются годы и годы, чтобы мы забыли все, что узнали друг о друге. Да и забудем ли вообще?
Леди Беатрис отвернулась и провела кончиками пальцев по стеклу, следуя за катящимися снаружи каплями.
– Как простить человеку то, что он оказался совсем другим, а вовсе не таким, каким виделся тебе прежде? Особенно если сам он ничего не понял!
– А если понял? – возразила Эстер. – И как ему простить нас за то, что мы в нем разочаровались и больше не любим?
Пальцы леди Беатрис замерли.
– Вы выражаетесь весьма прямо, не правда ли? – Скорее это было утверждение, чем вопрос. – Все это очень сложно, Эстер. Видите ли, я до сих пор не убеждена в том, что Персиваль виновен. До сих пор сомневаюсь, хотя суд уже вынес приговор. Я просыпаюсь по ночам от внезапных подозрений. Я по-прежнему всматриваюсь в лица и ищу двойной смысл в словах.
Эстер застыла в нерешительности. Необходимо было успокоить леди Беатрис, убедить ее, что судья прав и что бояться больше нечего. Что же касается самой утраты, то время – лучший лекарь.
Но затем она вспомнила о Персивале, сидящем сейчас в Ньюгейтской тюрьме и считающим, сколько дней осталось ему до утра казни.