– Проклятые политиканы-оуэнисты! – перебил сэр Бэзил, дав на секунду волю своему темпераменту. – Хотят всех нас загнать в коммуны, точно бессловесных тварей!
– Вовсе нет! – возразил Киприан. – Оуэн полагает, что…
– К обеду ты вернулся домой, – вновь прервал его сэр Бэзил, не давая возможности вступить в спор. – Ты виделся с Октавией?
– Только за столом, – сказал Киприан, стараясь сохранять спокойствие. – И, если ты помнишь, Тави почти ничего не говорила – ни мне, ни кому-либо другому.
Сэр Бэзил отвернулся от камина и взглянул на Монка.
– Моя дочь не отличалась крепким здоровьем. Думаю, в тот раз она неважно себя чувствовала. Была молчалива и как будто чем-то подавлена. – Он снова засунул руки в карманы. – Тогда я решил, что ее мучают головные боли, но, учитывая ваше недавнее предположение… Вполне возможно, что она действительно была погружена в мысли о раскрытой ею ужасной тайне. Хотя едва ли она, бедняжка, могла представить, какой опасности при этом подвергается.
– Дай бог, что она успела кому-нибудь все рассказать! – с неожиданной страстью сказал Киприан. Голос и искаженные черты лица в полной мере выразили всю скорбь и боль, скопившиеся внутри него.
Прежде чем старший Мюидор успел ответить, кто-то постучал в дверь.
– Войдите, – раздраженно бросил он, резко вскидывая голову.
Монк не сразу сообразил, кто эта вошедшая в комнату женщина, но затем, заметив, как переменился в лице Киприан, вспомнил, что уже видел ее в прошлый раз в гостиной. Ромола Мюидор, похоже, уже оправилась от постигшего семью удара: прекрасная кожа, цветущее лицо с правильными чертами, большие глаза, густые волосы… Единственное, что не позволяло назвать ее красавицей, – это недовольно сложенные губы. Возникало чувство, что Ромола постоянно пребывает в дурном настроении. Она удивленно воззрилась на Монка, словно видела его впервые.
– Инспектор Монк, – пояснил Киприан. И даже после этого лицо ее так и не прояснилось. – Из полиции.
Он взглянул на Уильяма и, судя по мелькнувшему в его глазах огоньку, мудро решил предоставить инспектору вести разговор самому.
Но тут снова вмешался сэр Бэзил:
– Кто бы ни убил Октавию, он проживает в нашем доме. Иными словами, кто-то из слуг. – Голос его звучал мягко, но при этом Бэзил не сводил глаз с лица Ромолы. – В это трудно поверить, но, видимо, имелся некий секрет, причем настолько ужасный, что легче было совершить убийство, нежели допустить, чтобы тайное стало явным. Либо Октавия в самом деле что-то узнала, либо убийца просто вообразил себе, что она знает.
Ромола резко села, не отрывая взгляда от сэра Бэзила. Краска сбежала с ее щек, руки метнулись ко рту. На мужа она даже ни разу не взглянула.