Кирн положил на плечо Волленштейну руку.
— Мне тоже нужна маска, — сказал он.
Волленштейн извлек еще одну из своего кармана.
— Давайте найдем наших евреев, — сказал он и затянутым в резину пальцем толкнул сломанную дверь.
Внутри фермы было темно и пахло протухшим мясом. Один из эсэсовцев сорвал с окна одеяло. Подняв облако пыли, оно соскользнуло на пол. Волленштейн отослал троих своих подручных в кухню и велел оставаться там, а сам прошел в дальнюю часть дома, откуда исходил запах, густой и тяжелый, как снежная январская туча. Кирн последовал за ним.
Они вошли в некое подобие гостиной. Здесь стояла пара кресел, небольшой стол, на столе масляная лампа и радиоприемник. В одном из кресел сидела девушка. Голова запрокинута, ноги вытянуты. Вокруг рта гудели мухи, то заползая в ноздри, то выползая наружу. Из радиоприемника доносился треск помех. Господи, ну и вонища! Кирн был вынужден зажать нос.
Волленштейн остановился в метре от мертвой девушки и натянул на лицо маску. Лицо покойницы было черным, перед платья — еще чернее, и на какой-то миг Кирн подумал, что ей кто-то перерезал горло, однако, приглядевшись, не заметил никаких порезов. Похоже, она мертва уже давно.
— Тиф? — негромко спросил Кирн. Волленштейн промолчал, лишь потер затянутые в резину ладони и осторожно приподнял подол ее платья. Взору Кирна предстали черные ноги и белые панталоны.
А еще он услышал, как Волленштейн что-то невнятно пробормотал. Кажется, Die Pest. Неужели чума?
— Что вы делаете? — поинтересовался Кирн, однако Волленштейн продолжал рассматривать почерневшие ноги покойницы и лишь затем отпустил подол. Ничего не сказав, он повернулся и шагнул мимо Кирна.
Платье на девушке было по-прежнему задрано. Кирн подумал, что, приличия ради, должен вернуть подол на место, однако не решился к нему прикоснуться. Зажав нос, он поплелся вслед за Волленштейном.
Вместе они поднялись на второй этаж. На грохот их сапог никто не вышел — верный знак того, что дом пуст. Первая комната оказалась пуста. В ней стояла лишь незаправленная кровать. Во второй мебели было побольше — кровать, стол и умывальник. На кровати, прикрытые одним и тем же зеленым покрывалом, бок о бок лежали двое — мужчина и женщина. Женщина свернулась калачиком. Глаза открыты — смотрят вперед немигающим взором. Из уголка рта, стекая на одеяло, пролегла дорожка черной слюны. Дорожка эта продолжалась и на полу и вела к ночному горшку. Его обсиженный мухами край чем-то напоминал открытый рот девушки на первом этаже. Стук шагов спугнул мух, и они роем взлетели вверх, но затем облепили горшок снова. Лицо женщины было цвета разведенных водой чернил.