Молчаливо наблюдавший за происходящим Лесник, проводив взглядом скрывшуюся в голодном жерле тоннеля фигуру, тихо обратился к капитану.
— Какой боец, ты оценил? Сила, мощь. Он даже от пуль увернулся играючи. Потрясающая работа. Настоящий цепной пес войны.
— Угу, оценил, — вытолкнул капитан сквозь зубы.
* * *
Теплый тусклый свет масляной лампы-вонючки, одиноко стоящей на покосившемся от времени железном столике, вырывал из объятий вечной темноты крохотную каморку. Нехитрая обстановка состояла из старой двухъярусной кровати, того самого столика, деревянной колыбели и вбитых в стену гвоздей, заменявших гардероб. Тем не менее, эта маленькая бетонная коробка была вместилищем самого дорогого, что осталось в убитом, растерзанном мире. В ней жили люди, которых связывали нежность, забота и, возможно, любовь. Если этим грубым изъезженным словом можно назвать то трепетное, несмелое, едва уловимое, но всепоглощающее чувство, теплящееся в их сердцах.
Только вот сегодня даже пыхтящая от натуги лампа не могла разогнать сгустившуюся, подобно грозовым тучам, грусть. Ольга сидела на кровати, прижимая к себе младенца. Охотник бродил из угла в угол, проверяя снаряжение.
— Опять уходишь? — прошептала девушка.
Здесь они всегда общались только шепотом. Не столько из-за ребенка, сколько из-за до безобразия тонких стен.
— Угу.
— Но ты ведь только из рейда, — серые глаза ее потемнели, как подтаявший весенний снег. В уголках уже начала собираться влага.
— Так надо, малыш.
— У тебя всегда так надо! Я уже слышала, что случилось наверху. И о твоем поступке, и о цели похода. Ты собираешься с ними в Москву! — девушка сжала младенца чуть крепче, чем следовало, на что он ответил ей обиженным хныканьем. — А ведь эти люди ничего тебе не рассказали! Просто наговорили бессвязной чуши, помахали перед носом таблетками, и ты… ты…
— Оль, не кричи, перед соседями неудобно. И дай мне ребенка, — Вик вытянул руки в просящем жесте.
Когда малыш вновь утих, Ольга наконец услышала ответ.
— Я не могу этого объяснить. Просто знаю: они не врут. Да, не говорят всего, но в основном честны. Этот рейд — шанс. Для меня, для тебя, для малыша… Шанс на будущее. Шанс иметь это будущее… — Вик аккуратно уложил мальчика в колыбель. — К тому же — ты меня знаешь, я не могу по-другому.
— Знаю, только от этого не легче, — по щекам девушки пролегли маленькие соленые реки.
Охотник присел на кровать рядом с Ольгой и сжал в теплых ладонях ее хрупкую ручку с привычно холодными тоненькими пальчиками. Она не поворачивала головы, уставившись в стену тускнеющим под напором приближающегося одиночества взглядом.