Ты тоже рассказывал ей о своем одиночестве, о проблемах подростка, растущего без матери. Что до остального, ты больше говорил о твоих страхах перед будущим, а не о теперешних невероятных мечтаниях, спрятанных в дальнем уголке души. Вы становились сильнее, узнавая друг друга, каждый идентифицируя себя с сидевшим рядом двойняшкой. Под конец, пытаясь переварить и переосмыслить все разговоры и, увы, грустные выводы, к которым вы обычно приходили, обессилевшие, вы засыпали. А потом приходилось расставаться. Это было болезненно. Вы сознавали, что постепенно становились хранилищем тайн друг друга, и это сближало вас еще больше! Вы бы предпочли продолжать в том же духе, лелея надежду однажды докопаться до истины.
Иногда вы делали вид, что ничего не происходит, и не говорили о грустном, не вытаскивали его на свет божий из пыльных погребов вашего сознания. Однако вы знали, что оно есть, верно? И что вас, вероятно, это отметило навечно, превратив одного в зеркальное отображение другой.
Однажды, уже после полуночи, вы шли по дороге к дому отца. Вы снова хотели провести ночь в палатке, родителей не было в тот вечер дома. Впрочем, с некоторых пор они почти перестали для вас существовать.
Вы пришли к мосту Скалиджеро, пустынному в такой час, и на середине моста Сельваджа остановилась, будто парящая между правым и левым берегом Адидже. Она перегнулась через парапет и стала смотреть вниз в темные воды реки, и ты последовал ее примеру. Вы любовались ночью, звездами, их отражением в воде. Она оперлась на камень и снова посмотрела в темную глубину реки, сосредоточившись, как тебе показалось, на каком-то важном решении.
— Тебя что-то беспокоит? — спросил ты, немного растерявшись.
Она отрицательно покачала головой, но мысли ее были далеко, это было слишком очевидно.
— Ничего, — сказала она немного грустно. — Просто задумалась.
— О чем?
Она пожала плечами.
— Если не хочешь говорить, неважно.
— О тебе, — выдохнула она.
— Неужели я вызываю такую меланхолию? — пошутил ты, чтобы разрядить обстановку.
Но ты слишком хорошо ее знал, чтобы понять: она действительно испытывает какое-то затруднение. Ты привык к ее решительной натуре и небрежному ко всему отношению, ну, разве что иногда она вдруг становилась хрупкой, но не теперь. Ты никогда еще не видел ее такой сосредоточенной или подавленой, может быть, как сейчас. Она полностью ушла в себя, и, если только ты не ошибался, какие-то смутные сомнения терзали ее. Обычно даже самые критические ситуации она превращала в обыденность и преодолевала их шутя, зачастую играя с огнем, например когда усмиряла с невероятной легкостью твою вспыльчивость.