— Но ты уже…
Можно ли было проявить большее бескорыстие, большее благородство?! В разговоре о нашем возможном браке Ольга, не получившая образования, представала передо мной как человек, наделенный острым чувством реального. Я был вынужден примириться с очевидностью ее доводов. Мы не были бы счастливы. Мы родились в столь разных условиях, принадлежали к столь разным классам, что нечего было и думать о том, что мы сможем наслаждаться совместной жизнью. Ольга, несмотря на свою юность, уловила это; после первого порыва и я, и Ольга чувствовали бы себя не на своем месте.
Как я уже говорил, близилось рождество, и мне хотелось, как всегда, собрать друзей. Я решил заранее заказать в «Атлантике» столик и пригласить самых близких людей.
Я позвонил Бетете:
— Какие новости? Как продвигаются мои дела?
— Хорошо, очень хорошо. Как только станет что-либо ясно, я проинформирую вас.
— Не сможете ли вы вместе с Исольдой прийти в «Атлантик»? Мы бы вместе отпраздновали рождество.
— Встретимся сегодня и поговорим. Мне надо посоветоваться с женой.
Вечером он приехал ко мне с бутылкой коньяка — это был его рождественский подарок — и заявил с неизменной улыбкой, что он сожалеет, но неотложная встреча мешает ему принять мое приглашение. Бетета, как всегда, оставался человеком высшего круга.
Я позвонил Лаинесу:
— Дон Диего! Не сможете ли вы принять мое приглашение и приехать в «Атлантик» на ужин вечером 24 декабря?
— Совершенно исключено, сеньор К., — ответил тот. — Очень сожалею, очень. Но мы всегда встречаем этот праздник в семье, с женой и с матерью.
Я позвонил Мануэлю.
— Нет, не могу. Но нам было бы очень приятно увидеть вас днем у себя, в Эль Пинаре, на обеде.
— Благодарю. Я прибуду к часу.
Мануэль воспользовался случаем и пригласил на обед ветеринара, который должен был отобрать лучшие экземпляры из стада поместья на предстоящую выставку. Мы беседовали с врачом до позднего вечера. Супруга Мануэля сразу же после обеда удалилась за покупками, так как в тот же день в Эль Пинаре должен был состояться прием.
И только мой врач, доктор Фаусто, с присущим ему цинизмом, которым он славился в кругах Jla Кабреры, открыл мне глаза:
— Приходите вечером в бар «Лас Агилас», там поговорим. Сейчас я ничего не могу сказать.
Недорогой бар был набит народом. С огромным трудом мы нашли столик в дымном углу. Разговаривать было почти невозможно: от стойки неслись оглушительные крики.
— Послушайте, сеньор К., — сказал мне доктор. — Я вас глубоко уважаю, но не могу рисковать. Тем более в таком месте, как клуб «Атлантик»… Ведь ваше имя фигурирует в «черном списке», и все об этом знают! Особенно после скандала в «Ла Сентраль».