Женщина перекрестилась и поправила пальцем пенсне.
Чигорин бросился к вешалке и сорвал с крючка пальто.
– Куда это вы, батюшка, собрались? – удивилась служанка.
– В полицию! – гневно ответил Михаил Иванович. – Этот негодяй за все ответит! Я ему покажу, как бить женщин!
Служанка вздохнула и мудро изрекла:
– Полиция тут не поможет. Обер-полицмейстер – лучший друг Бостанжогло. К тому же его должник. Потому, батюшка Михаил Иванович, я и пришла к вам. Госпожа сказала, что вы умный и что обязательно чего-нибудь выдумаете.
Чигорин стоял возле вешалки, сжимая в руках пальто. Лицо его было бледным и разъяренным. Он долго думал, потом повернул голову к служанке и спросил:
– Вы можете помочь мне проникнуть в дом?
Женщина вздохнула и покачала головой:
– Нет.
– Даже ночью?
– У хозяина пять вооруженных лакеев, а вожак у них злющий татарин, – ответила служанка рассудительным голосом. – А во двор спускают трех псов датской породы. Это такие твари… Прошлой осенью проклятые кобели растерзали вора, который перелез через забор. Лакеи не смогли отнять у них даже его голову, чтобы представить в полицию на опознание. – Женщина покачала головой. – Нет, батюшка мой, пробраться в дом невозможно.
Чигорин при этих словах побледнел еще больше.
– И все-таки надо попробовать, – твердо произнес он. – Вас как зовут?
– Варвара Степановна.
– Варвара Степановна, вы хорошо знаете расположение комнат в доме?
Служанка помотала круглой головой:
– Не очень. Я в доме недавно. В комнату госпожи хожу через главный вход.
– А есть и другие?
– Есть. Один через флигель. Другой – черный, с изнанки. Но по ночам все они заперты на засовы. Да и днем часто тоже.
Чигорин смотрел в темное окно и мучительно о чем-то размышлял. Дважды или трижды он вздохнул – хрипло и досадливо, как человек, который осознает, что идея, пришедшая ему в голову, никуда не годилась. Наконец он вновь повернулся к служанке и спросил:
– Скажите, что госпожа – очень плоха?
– Плачет, бедняжка, без остановки. И еду не берет. Сказала, что лучше умрет с голоду, чем съест хоть кусочек хлеба в доме, где ее так оскорбили. И все время твердит ваше имя… Будто бы бредит.
На скулах Чигорина заиграли желваки. Глаза утонули под нависшими бровями.
– Негодяй! – прорычал он. – Он еще не знает, с кем связался. Полиция! Да что мне полиция! Я и обер-полицмейстера, если понадобится, на части разберу. Пусть только встанет у меня на пути! Голыми руками! И датских собачонок в придачу!
Служанка испуганно оглянулась на дверь и сбивчиво забормотала:
– Ох, батюшка, не говорили бы вы таких вещей. Не ровен час, услышит кто… Тогда и вам, и мне конец. Я уже не говорю про бедняжку Анну Петровну. – Служанка тяжело вздохнула, помолчала немного, потом сказала: – Вы вот, батюшка, спрашивали про дом. Так я что вспомнила… Дом этот Бостанжогло построил два года назад. Я тогда была воспитательницей у дочери одного купца. Он потом меня Александру Бенедиктовичу и порекомендовал… Так вот, когда Бостанжогло приходил к моему тогдашнему хозяину, они много говорили про строительство. И Александр Бенедиктович жаловался, что архитектор его – пьяница и распутник. Что, дескать, этот негодник постоянно шляется по срамным девкам, и Александру Бенедиктовичу часто приходится посылать за ним лакея в известные дома.