Тогда еретик вскочил и, тряся рыжей бородой, воскликнул: «Эта твердыня уже крошится, и не только снаружи. Среди вас есть люди, которые долбят ее изнутри. А мы в меру сил своих поможем им».
Долго думали, кого этот безбожник имеет в виду, говоря такие мерзкие слова. Но воинам нашего ордена скоро открылась истина. И мы узнали, что Радвила получил от Петра Ро́йзия, смотрителя школы при костеле Святого Иоанна, написанный на литовском языке еретический катехизис[6], который затем, в 1585 году от рождества Христова, был отпечатан в типографии еретика Ленчидкого.
Радвила приказал лучшим своим писцам переписать и богато иллюстрировать, а затем переплести в дорогую сафьяновую кожу эту еретическую книгу. После того у лучшего виленского золотых дел мастера Кли́монаса был заказан для нее драгоценный оклад с хитрым замком. Он был сделан из золота и серебра, а посередине выгравирован герб Радвилов — щит и три трубы на нем.
Как-то ночью этот отступник в сопровождении двух слуг тайно пошел к суфрагану[7] Альби́ну и отдал ему в дар это творение богопротивных отщепенцев. Все это стало нам известно от одного из слуг Радвилы, набожного Герека, который согласился за небольшое вознаграждение для победы святой церкви над еретиками сообщать все, что делается в замке Рыжего.
К стыду кафедры[8] и позору капитула[9], надо сказать, что этот суфраган Альбин был уже и прежде замечен в расположении к еретикам. Во время богослужения он разгуливал в простой одежде, будто слуга, чем возмущал его преосвященство епископа Валериана. Будучи библиотекарем, он доставал из-за границы книги еретические, а также светские и распространял среди духовных особ, хоть и было ему известно, что читать подобные книги запрещено, ибо они подрывают святую веру. Он также поддерживал тайные связи не только с упомянутыми Радвилой и Ройзием, но и с кенигсбергским вероотступником Раполенисом и бежавшим туда из Вильнюса Кульветисом.
Это подтвердилось впоследствии письмами, найденными среди книг суфрагана. В тех письмах еретики подбивали суфрагана найти мецената — богатого покровителя — и выпускать на языческом литовском языке отступнические книги, как делали они сами в Кенигсберге.
Святая церковь очень встревожилась. А суфраган, наущаемый дьяволом, и дальше продолжал свое. И было решено, что никакая жертва не будет слишком велика для победы святой церкви.
Однажды вечером я пришел к суфрагану, якобы ознакомиться с прежними дарами Радвилы вильнюсскому кафедральному собору и капитулу. Мы долго вели беседу, попивая вино. Суфраган с осторожностью показал мне одну из книг, привезенных из-за рубежа, — но я понял, что у него их не одна, а много, — и заговорил о печатании книг на литовском языке, чтобы их могли читать не знающие латынь простолюдины, а не только духовные лица. Тут я еще раз убедился, что он отщепенец, враг святой церкви. Улучив минуту, когда суфраган пошел относить книгу, я вынул ладанку с «манной небесной», которую достал мне монастырский аптекарь Анто́ний, горячо помолился и, произнеся: «Господи, да свершится воля твоя!», подсыпал ее в кубок.