И тогда ей пришлось бы рассказать остальное. Про окно напротив и занавески, которые открываются в нем каждый вечер, правда, в разное время. Про ту встречу возле тележки с фруктами, когда она взглянула в эти глаза. Ни разу в жизни она не видела глаз, в которых было бы столько отчаяния. И о том, что она каждый вечер много часов подряд ощущает на себе лихорадочный взгляд этих глаз — из-за стекла зимой и без него летом, когда горячий южный ветер доносит с Санта-Терезы аромат моря. В этом взгляде заключено все: обещание, мечта, даже горячее объятие. Подумав об этом, она внезапно повернулась к окну. Передняя занавеска была отодвинута. Энрика опустила взгляд, покраснела и на мгновение незаметно улыбнулась: «Добрый вечер, любимый».
Ричарди наблюдал за Энрикой и любовался ее медленными, размеренными и точными движениями.
Чего-то не хватало, какой-то детали, подробности. Он был уверен, что находится близко от разгадки или по меньшей мере на пути к ней. Дело во фразе, которую он услышал, сохранив в дальнем уголке памяти, а вспомнить не может.
Энрика тщательно раскладывала тарелки в раковине — от самой маленькой до самой большой.
Попробуем вспомнить всю информацию — от самых незначительных до самых важных сведений. Важные сведения он помнит хорошо, незачем на них сосредотачиваться.
А вот те, которые на первый взгляд не важны…
Энрика протирала стол тряпкой.
«Припомним то, что было сказано. Кого я слушал первым?»
Энрика расставляла стулья вокруг стола.
«Дона Пьерино. Он мне рассказывал сюжеты опер».
Энрика складывала скатерть, которую перед этим встряхнула.
«Еще священник рассказывал мне про Вецци, каким великим певцом тот был. У него при этом даже голос дрожал».
Теперь Энрика сметала с пола крошки, оставшиеся после ужина.
Ричарди вспомнил, в каком восторге был дон Пьерино. Но ведь помощник настоятеля не присутствовал на репетициях, он сам ясно сказал это.
Энрика закончила приводить кухню в порядок и, довольная своей работой, оглядывала помещение.
«Дон Пьерино сказал, что слышал голос Вецци на пластинках и на других представлениях, а в этот раз — нет».
Энрика доставала шкатулку для вышивания. Сейчас она поставит свой стул возле окна и зажжет лампу. Лучшая минута дня для Ричарди, он видел, как Энрика, сидя у окна, начинает вышивать левой рукой, слегка склонив набок голову. У него задрожало сердце.
«Дон Пьерино сказал мне: «Когда я вчера увидел его вблизи, у меня задрожало сердце от восторга».
В темной спальне произошло нечто необычное, мрачный комиссар Ричарди в халате и с сеткой на волосах улыбнулся и тихо сказал: «Спасибо. И спокойной ночи, любимая».