Она нашла взглядом своего мужчину и улыбнулась ему. Пусть знает, что она рядом и всегда будет рядом.
Дон Пьерино ничего не понимал. Пусть они в театре и неофициально, тем не менее почему бы им не сесть в партере или даже в одной из боковых лож, оттуда лучше видно сцену.
Но комиссар привел его почти под сцену и усадил среди тросов и лебедок, с помощью которых менялись декорации.
Потом бригадир, по знаку Ричарди, ушел вниз, обратно к боковому входу. Дон Пьерино вздохнул, покоряясь своей судьбе. Сможет ли он когда-нибудь насладиться оперой, сидя в уютном кресле?
К нему подошел Ричарди:
— Чей сейчас выход?
— Ничей, комиссар. Сначала только музыка, очень нежная. Потом поет Турриду. Поет серенаду для Лолы.
— Лола — это жена Альфио, верно?
— Да, жена Альфио.
После короткой интродукции, во время которой занавес был опущен, запел прекрасный мужской голос. Дон Пьерино заметил, что Ричарди очень часто смотрит на часы и каждый раз записывает время карандашом на листке.
— О чем он поет, падре? Я не понимаю слов.
— Это серенада на сицилийском диалекте, комиссар. Турриду поет Лоле о том, как она красива, и ее красота стоит того, чтобы быть проклятым. Еще он говорит, — но лишь для красоты слога, это ясно, — что был бы рад быть убитым за нее и нет смысла попадать в рай, если там не будет ее. Получается, он предсказывает свою судьбу, ведь в конце оперы Альфио его убивает.
Они переговаривались шепотом. Когда пение закончилось и оркестр заиграл коду, занавес поднялся. Инструментальный фрагмент закончился, на сцену вышли женщины и мужчины. Разойдясь по сцене, они хором стали беседовать между собой. Ричарди расслабился, и у дона Пьерино возникла надежда, что комиссар почувствовал красоту музыки. Но, к своему сожалению, священник заметил, что мысли комиссара далеки от оперы.
Вернулся Майоне в толстом пальто поверх полицейской формы.
— Я все сделал, комиссар.
— Тогда давай уточним время. Ты ушел, когда я тебе сказал?
Бригадир посмотрел на свои наручные часы, держа руку далеко от глаз ввиду дальнозоркости.
— Думаю, что да. На моих часах было семь минут девятого. От сцены до гримерной меньше минуты хода. От окна до гримерной две минуты, сюда входит и время на то, чтобы открыть садовую дверь. Сколько его требуется, я не знаю, но открыть дверь легко, там обычная задвижка. От гримерной до сцены еще минута, даже меньше.
Ричарди, слушая его, подсчитал временные затраты, загибая дрожавшие от волнения пальцы.
— Значит, на все ушло чуть меньше четырех минут. Коль скоро это так, посмотрим.
Он повернулся к дону Пьерино: