— Ну, что новаго? — сиросилъ онъ.
— Особеннаго ничего нѣтъ, батюшка Павелъ Борисовичъ. Пріѣхалъ изъ Чистополья Герасимъ, оброкъ генварьскій привезъ, гусей тамъ, утокъ, полотковъ для вашей милости и всего подобнаго прочаго. Ждетъ, дабы на поклонъ вашей милости явиться. Въ Чистопольи все благополучно, слава Тебѣ, Господи Христе. Вчерашняго числа и изъ Лавриконъ Парменъ пріѣхалъ, тоже все благополучно. Деньги я въ ломбардъ свезъ, на расходы для вашей милости есть въ наличности, а мнѣ ничего не требуется. Вотъ и все, батюшка сударь, и весь мой докладъ. Дворня маленечко погуляла на праздникахъ, но особенной дурости не было. Гришка было задурилъ, но я взыскалъ да Онисью поучилъ маленько въ части за злонравіе.
— Кучера не пьянствовали? Лошади всѣ въ порядкѣ?
— Лошади, какъ огурчики, батюшка сударь, самъ ежечасно наблюдаю, а кучера, сами изволите знать, у насъ непьющіе, акромя, конечно, Скворчика.
— Эта скотина все пьетъ?
— Пьетъ, батюшка сударь.
— Сказать ему, чтобъ бросилъ: онъ мнѣ нуженъ будетъ завтра.
— Слушаю-съ. Стало быть, въ Лаврики ѣхать изволите, батюшка?
— Нѣтъ, въ другое мѣсто.
— Слушаю-съ.
— Ступай, Шушеринъ, спасибо. Скажи, чтобы мнѣ сѣрыхъ орловскихъ въ возокъ запрягли.
— Слушаю-съ. Насчетъ Надежды сегодня прикажете доложить?
— Что?
— Насчетъ, говорю Надежды чистопольской, которую купецъ Латухинъ выкупаетъ, прикажете сегодня доложить? Отпускную ей надо выдать, какь изволили приказать.
— Ахъ да, я и забылъ.
Баринъ, выбритый, причесанный и надушенный, всталъ изъ-за стола, и лакей подалъ ему денную, согрѣтую и надушенную сорочку.
— Хорошо, пусть выкупаетъ, — продолжалъ Скосыревъ, дѣлая туалетъ. — Сколько онъ даетъ-то за нее?
— Тысячу двѣсти ассигнаціями, батюшка, какъ вы изволили приказать.
— Она вѣдь швея, кажется, или модистка?
— Никакъ нѣтъ-съ. У покойной тетеньки вашей Прасковьи Васильевны въ камеристкахъ была-съ, мастерству никакому не обучена.
— Хорошенькая?
Управитель выставилъ нижнюю губу и неопредѣленно отвѣчалъ.
— Нельзя сказать, чтобы благолѣпна очень-съ, такъ себѣ.
— Врешь, Шушеринъ! — засмѣялся баринъ.
— Осмѣлюсь ли, батюшка сударь, врать! Свое холопское сужденіе высказываю, и оное можетъ быть ошибочнымъ.
— Ой, хитришь! Купецъ Латухинъ жениться хочетъ на дѣвкѣ, стало быть хороша. Дастъ онъ за хлопоты тебѣ столько же, сколько и за дѣвку, вотъ ты и стараешься. Вѣрно?
— Помилуйте, батюшка сударь!..
— Да ужь знаю я тебя. Не тѣмъ я занятъ теперь, а то бы посмотрѣлъ я, что это за Надежда такая, которую купецъ замужъ беретъ. Можетъ, и двухъ бы, и трехъ бы тысячъ не взялъ, ну, да ужь быть по-твоему, отпущу. Заготовить бумагу, я подпишу ужо. Надежда-то эта гдѣ?