Пожилые женщины продолжали с увлечением играть в карты. Напрасно горничная Наташа останавливала их.
— Будет вам, старые греховодницы: скоро соберутся гости. Бросайте карты.
Торопливый звонок прервал ее слова и она пошла отворять двери.
Явилась Агафья Гурьевна с Лидией Осиевской.
— На минутку урвалась: в лавке оставила кума, а сама к Татьяне Ивановне с барышней.
Лида одета была в простенькое черное платье, волосы гладко причесаны. Лицо выглядело печально и, судя по глазам, первая острота горя не покинула еще ее.
— Барыня проснулась и зовет, — сказала Алексеевна Наташе.
— Умыться мне и темно-синее шелковое платье, — приказала Балабанова, сидя на постели с сердитым измятым лицом: — а прежде всего дай выпить чего-нибудь прохладительного.
— Там Тихонова ожидает вас, — объявила Наташа, подавая барыне стакан зельтерской воды. Татьяна Ивановна выпила и торопливо начала одеваться. Прежде всего она умыла лицо из большого металлического таза, потом намазала его белой эмульсией и присыпала пудрой. Наташа причесала ей голову.
Из гардероба достали роскошное синее платье с кружевами. Балабанова облачилась в него и вышла в гостиную, шурша шлейфом.
Агафья Гурьевна, в своей кацавейке казавшаяся такой невзрачной перед величественной фигурой хозяйки, подобострастно откланялась.
— Уж очень хотела повидаться с вами, бросила торговлю даже; жалко смотреть, как Лидия Игнатьевна убивается… Завезла ее к вам: авось немного рассеется.
— Мне нужна молоденькая компаньонка: чувствуете ли вы себя способной исполнять ее обязанности? Предупреждаю, что я очень непритязательная особа, — с улыбкой сказала Балабанова, обращаясь к Лиде, окидывая ее взглядом, взвешивая сразу молодость и красоту девушки.
— Милосердная благодетельница! Другой подобной во веем свете не отыщешь, — хором возгласили приживалки.
Лида подняла на нее свои глаза и она показалась ей доброй, симпатичной, располагающей к себе.
— Я очень нуждаюсь в месте и постараюсь добросовестно относиться к возложенным на меня обязанностям, — произнесла Лида.
— Об условиях мы поговорим завтра; надеюсь, сойдемся, сейчас мне некогда: гости съедутся.
— Не будете обижены, — вставила Тихонова: — оставайтесь тут. Все ж получите развлечение, не то у меня вы чересчур грустили, прямо жалко смотреть. Оно, конечно, горе большое лишиться матери, да что делать-то…
— Божья воля, никто как Бог, а мы роптать не должны, грех, — отозвалась Балабанова, возводя очи горе и в эту минуту Лида опять нашла ее симпатичной.
— Не грустите, я буду вашей матерью, — Балабанова обняла хрупкий стан девушки и повлекла в свой будуар.