— Верно. Недавно сделала портрет булочнице Бухмиллер, у которой умер сын и получила 25 рублей.
— Разве это деньги, — с презрением отозвалась Балабанова. — Молоденькой хорошенькой женщине много нужно денег. Я, бывало, тот день считаю пропавшим, в который выручу 100, 300, 500, тысячу рублей!.. Вот как я привыкла.
— Ваши дела и теперь ничего обстоят, — вставила Алексеевна, откушавшая сладкого блюда.
— Пойду сосну немного, иначе вечером соберутся гости и я буду утомлена. Из вас кто-нибудь пусть дежурит. Только прошу меня ни в каком случае не будить, — сказала Балабанова.
— Как можно!? — отвечали старухи, крестясь на образ и поочередно прикладываясь к ручке благодетельницы.
Татьяна Ивановна поднялась со стула и поплыла в свою комнату, где возлегла на пышно взбитую постель для послеобеденного отдыха.
Старухи уселись около камина, поставив там маленький ломберный столик, захватили остаток вина, сахар на блюдечке и налили себе по стакану чаю. Алексеевна достала из кармана колоду карт. Забыв вражду и соревнование, женщины занялись игрой в свои козыри.
Не успели они окончить второй партии, как раздался звонок. Алексеевна пошла отворить двери и увидала рослого дебелого юношу, с малиновыми щеками, карими навыкате глазами, миндалевидными и с поволокой, первым пухом на верхней губе, но в несколько поношенной гимназической шинели.
— Что вам угодно? — спросила Алексеевна.
— Г-жу Балабанову можно сейчас увидеть? — осведомлялся красавец-юноша.
— Они только что прилегли отдохнуть после обеда. Вам, собственно, для чего видеть?
Юноша смутился немного.
— По личному делу… — замялся он.
— Так утром пожалуйте — от 10 до 12.
— Это несколько неудобно, в виду того, что у нас в классах идут занятия. В воскресный день можно прийти?
— По воскресным и праздничным дням Татьяна Ивановна никого не принимает. Как можно? Она христианка: захочет в собор к обедне съездить, проповедь послушать. Разве можно беспокоить? — внушительно произнесла Алексеевна и строго посмотрела на юношу.
— А вечером?
— Ни за что не примут.
— Хорошо. Я найду возможность быть в установленные часы, — пробормотал юноша.
— Ваша фамилия? — спросила Алексеевна.
— Высекин, — ответил юноша, откланиваясь.
— Мальчик приходил, такой красавец, просто загляденье, — сказала Алексеевна, возвращаясь к подруге.
Фекла Терентьевна сидела с блаженным видом: пользуясь отсутствием партнерши, она повытаскивала из колоды все важные козыри к себе на руки.
Явился полотер со щеткой в руках и быстро навел глянец на паркете, посыпая его поташем. Горничная открыла и перечистила карточные столы, вставила в канделябры новые свечи, пустила электричество. Обстановка приняла праздничный вид.