– Когда мы встретились первый раз в Ебурге, я приплела Славика, потому что он прикрывал мои собственные дела. Напускала туману. Но теперь я уверена: это его поджоги. Его почерк. Его манера. Яркая, жестокая. Чтобы горело медленно, но верно. Чтобы человек, попавший в огонь, как в капкан, мучился и не смог спастись. И еще: это использование огня как своей шестерки для уничтожения улик. – Она задумалась. – В том числе – уничтожения людей КАК улик.
Андрей молчал, и она вновь взглянула на него, почти умоляюще:
– Пожалуйста, поверь мне!
– Я тебе не верю, – сухо сказал Андрей и нажал кнопку отбоя, не попрощавшись.
Да за кого она его держит?! За деревенского идиота?! Славик выжил?! Ха! Андрей машинально перекладывал-переставлял вещи на рабочем столе, пытаясь взвинтить собственное раздражение еще выше, разозлиться на пироманку, которая посмела над ним – столичным опером! – куражиться! Да и сам он тоже молодец! Прав был Анютин, когда…
Но, на секунду приостановив лихорадочные движения рук, он понял, откуда взялась эта неискренняя злость. Злость как ширма. Раздражение как прикрытие истинного чувства. Страха. Влажного, тоскливого. Андрей мотнул головой, пытаясь отогнать его, как слепня. Но поздно. Страх уже был тут. Ведь одно дело – допускать существование живого Славика в деле о никак его лично не затрагивающих антикваре и шахматисте. И совсем другое – понимать, что от восставшего из мертвых Славика, некогда странного мальчика, решившего обернуться человеком, но, как те монстры из фантастических фильмов, таящего в глубине свое настоящее осклизлое нутро, до Маши – его Маши! – осталось всего два шага. И более того, эти два шага он может сделать где-то в Европе, далеко, там, где Андрею ее никак не защитить. Он потянулся к телефону, но тот опередил его, взорвавшись резвым звонком прямо под ладонью, да так неожиданно, что Андрей вздрогнул. «Нервы лечи!» – сказал он себе зло, а вслух произнес сердито:
– Да!
– Капитан Яковлев? – услышал он в трубке женский голос. – Это вас беспокоит Антонина Семеновна, – и, не услышав радостного крика узнавания, добавила: – Референт… бывший референт господина Гребнева…
«Ну конечно! – наконец вспомнил Андрей. – Секретарша, дама лет пятидесяти!» В памяти всплыли размазанный макияж, тайная влюбленность в молодящегося шефа, погибшего антиквара.
– Здравствуйте, Антонина Семеновна. Я вас слушаю.
– Вы мне дали свою карточку, – неуверенно начала она. – Сказали звонить, если…
– Если вы что-нибудь вспомните, – подхватил Андрей. – Разумеется.
– Я вспомнила, – просто сказала Антонина Семеновна. – Помните, я говорила, что перед смертью к Ивану Николаевичу приходил один человек, Иван Николаевич еще очень разозлился?