Рене помолчал, а потом со всей доступной ему деликатностью проговорил:
— Простите и вы меня, мсье Лонгвиль. Я с большим уважением и огромным доверием отношусь к вашим словам, но позвольте напомнить, что всего несколько десятилетий тому назад ученые с не меньшим скептицизмом относились к возможности создания ядерного оружия.
Рене выдержал паузу, но поскольку Лонгвиль молчал, продолжил уже несколько более живо и напористо.
— Простые люди накануне второй мировой войны попросту ни о чем не знали и не догадывались. Ученый мир в целом считал, что атомная энергия как таковая станет доступна человеку в далеком будущем, не раньше двадцать первого века. Сам отец атомной теории Резерфорд стоял на такой точке зрения! А вот узкие специалисты-атомщики сильно расходились во мнениях. И если Ферми взялся за создание ядерной бомбы, то группа немецких физиков посчитала этот проект практически невыполнимым. И в конце концов американцы создали атомное оружие в удивительно короткий срок!
Лонгвиль посмотрев на журналиста с интересом, как на редко встречающийся в природе феномен.
— Позвольте и мне напомнить вам, мсье Хойл, что атомную бомбу создали не одиночки, а целое государство, обладавшее громадным экономическим потенциалом и вложившее в это дело десятки миллиардов долларов! А, насколько я понял, вы полагаете, что Грейвс синтезировал сверхмощный ядерный материал в тиши своей лаборатории чуть ли не единолично. Нонсенс!
— Да, но с момента создания атомной бомбы прошло почти полвека. За это время наука шагнула далеко вперед.
На полном лице Лонгвиля появилось выражение усталости.
— Мсье Хойл, мы говорим о разных вещах и, как мне представляется, зря теряем время.
— Простите?
— Вас все время заносит в область вольных допущений и свободной фантазии. Может быть, это хорошо для газетчика, но плохо для ученого.
Рене на секунду задумался и обезоруживающе улыбнулся.
— А не могли бы вы позволить себе роскошь немного пофантазировать? Разве фантазия — не родная сестра творчества?
Лонгвиль, склонив голову набок, некоторое время переваривал слова журналиста.
— Ну что ж, — сказал он наконец, — небольшая интеллектуальная гимнастика для меня лишь полезна.
Рене хотя и не подал вида, но в душе искренне удивился своей удаче. Оказывается, и у этого цельнокованого человека были свои маленькие слабости. Он любил самый процесс мышления: обстоятельные посылки, неторопливое разворачивание силлогизма и неизбежный итог — крах заблуждений и торжество логики. Он любил мыслительный процесс сам по себе, как самоцель, даже в том случае, когда тот не вел к достижению реального результата. Ничего удивительного, истинные кокетки, например, кружево любовной игры ценят много больше ее примитивного грубоватого финала.