С одной стороны Никита прав. И характер у меня — дрянь, и с людьми трудно схожусь, и вся в себе. А с другой стороны… Я не стала растолковывать брату, как мне хотелось ясной и светлой любви, чистых человеческих отношений. И честных. Молча слушала его упреки. Только у самой двери в квартиру огрызнулась:
— Он и с Горячевой гуляет, и со мной хочет. Не много ему?
Никита кинулся на защиту друга:
— Да он с Горячевой только для того, чтобы ты ревновала. Тебя иначе разве проймешь?
— Меня и этим теперь не проймешь, — зло фыркнула я и открыла дверь своим ключом. Никита продолжал бубнить глупости. Мне было не до них. На пороге прихожей стоял белый, как полотно отец. Губы его тряслись, глаза казались бешенными.
И сама не знаю, как выдержала тот ад, который начался со слов отца, говорившего сдавленным от гнева голосом:
— Где ты была?
Закончился этот ад примерно через неделю. Закончился бойкотом. Родители перестали разговаривать со мной вообще. Чему, если честно признаться, оказалась страшно рада. Я мужественно перенесла все истерики и допросы. Упрямо сжимала губы и молчала. Ни одного слова в ответ не проронила. И вот теперь меня оставили в покое. Боже, как хорошо! Как замечательно чувствовать себя в полном одиночестве. Ходить, делать свои дела и думать, думать… Никто не лезет в душу. Ни перед кем не надо отчитываться в своих чувствах.
Вот здесь я ошибалась. Перед Лидусей отчитаться все же пришлось. И беседа эта получилась для меня не из легких.
Узнав, что мы с Иваном были близки, Лидуся обрадовалась. Даже по сохранившейся детской привычке в ладоши захлопала. Ее радовала перспектива породниться. Ее радовала отставка, полученная Шурочкой Горячевой. Ее радовало, что чувства Ивана оказались-таки взаимными. Они уж с тетей Машей и надеяться перестали. Вот это меня удивило. Разве тетя Маша в курсе? Лидуся развеселилась. А как же? Тетя Маша первая заметила. Давно еще. И рада была до небес. Я ей, видите ли, всегда была по душе. В отличие от Горячки. Да и Ванечка остепенится. А то глупостями занялся. Решил с завода уходить. Начал притаскивать домой запрещенную литературу. «Самиздат» называется. Друзья появились странные. Во-первых, намного старше его, образованней. Во-вторых, вроде эти друзья против законов идут. И называются не по-нашему — «диссиденты». Враги что ли? Страшно за брата. Да все молчат. И мать, и отец. Не смеют встревать, а то только скандалы получаются.
Я была удивлена. Не предполагала, что у нас в стране есть организованные диссиденты. Ну Сахаров, разумеется. Еще Солженицын. Но ведь они одиночки. Правозащитники, судя по всему, есть. Хоть тот же «Самиздат» взять. А вот организованные диссиденты? Не слыхала.