На подъезде к знаменитому лесу перестали попадаться кладбища невывезенных осиновых и еловых хлыстов и гниющие кучи веток на захламленных пустырях, где лет десять - двенадцать назад зеленел лес. Водитель вездехода, местный егерь Сан Саныч Васечкин, останавливал поразительно выносливую машину и показывал нам суточной давности следы лосей и медведей, заполненные синей водой. А в одном месте мы всей оравой высыпали на дорогу и, оглядываясь, рассматривали место апрельской драмы - вылезший из берлоги медведь прямо на дороге задавил лося. Завалив тушу еловыми ветками, зверь подождал, пока мясо «созреет», и чтобы никто другой не покусился на его кровное, оставил метки - задиры когтями на елях, а порядочной толщины осину, для пущей строгости меток, обгрыз, как бобр. Съел лося он чуть в стороне, оставив от лесного вегетарианца лишь белый череп и кости с копытами.
Подпрыгивая в кузове нашего транспорта так, что, казалось, внутренности сейчас оторвутся, мы все-таки доехали до желанного леса. На границе его стояла покосившаяся будка когда-то работавших тут людей. Клочки зимней шерсти свидетельствовали: зайцы и тут справляли свадьбы, а между делом в скрытом настиле из досок, служившем людям столом, выгрызли круговину величиной с банный тазик и подточили одну из стоек стола. «Тут у нас обычно стояла тарелка с солью. Видно, пришлась по вкусу зайчикам просоленная древесина», - сказал Сан Саныч.
Девственный лес... Вот впечатление человека, повидавшего много разных лесов - Усманский бор под Воронежем, там же - лес Теллермановский, Шипов лес, дубравную первобытность которых нарушил царь Петр, строивший на Воронеже корабли. Теперь в лесах этих изредка встречаешь дубы-исполины, помнящие петровские времена.
Кологривский же лес никогда не слышал звон топоров. Он такой же, каким был и пятьсот, и тысячу, и, может быть, пять тысяч лет назад. Он растет по законам, не искаженным людьми, и уже поэтому является бесценным памятником природы. В нем испытываешь чувство, как будто увидел чудом сохранившегося мамонта.
Главная примета леса - дерева высотою в сорок и более метров. Гладкие их стволы напоминают колонны Исаакиевского собора в С.-Петербурге. И стоят великаны на Земле уже более двухсот лет. Ели царствуют в этих реликтовых зарослях, ниже их вечнозеленых вершин - ярусы тоже высоких пихт, лип и стройных, как ели, осин и берез. Ниже - рябина, черемуха, еще какая-то зелень подлеска, а совсем на земле - изумрудное пышное одеяло из мха. Всё тут покрыто мхом! Местами он образует мягкие валики толщиной со стоящую ель. Это и есть ели, упавшие лет пятьдесят назад и превращенные временем, сыростью, грибами и незримой животной мелкотою в труху, покрытую мхом. Почти каждый такой валик украшает строй крошечных елочек, проросших из семян на теле великанов, почивших тут своей смертью.