На стене встречались и другие надписи. Я не была уверена, видит ли их топограф, поэтому на всякий случай решила удостовериться.
– Тебе это знакомо? – спросила я, указывая на переплетенную вязь, которая тянулась чуть ниже и чуть выше старого текста.
Я не сразу распознала упорядоченный узор: что-то вроде сцепившихся друг с другом скорпионов. Непонятно было, язык ли это вообще – больше похоже на декоративный орнамент.
Слава богу, топограф тоже его видела.
– Нет, не знакомо, – сказала она. – Хотя я в этом не разбираюсь.
Захотелось выругаться, но не на спутницу. Увы, ни у нее, ни у меня не хватало знаний, чтобы разобраться с этой загадкой: здесь нужен лингвист. Мы сколько угодно могли бы смотреть на эту вязь, но я все равно видела в ней разросшийся коралл, а топографу, наверное, она больше напоминала схематичное изображение реки с притоками.
В конце концов все-таки удалось выудить несколько читаемых фрагментов:
«Мне нет покоя, пока миром правит зло…»
«Кто знает цену терпению и дарит прощение, тот достоин Божьей любви…»
«Избран в услужение высшей силе…»
Основное предложение напоминало мрачную малопонятную проповедь – эти отрывки, впрочем, отличались от нее только меньшим пафосом.
Что это? Выдержки из чьих-то записок, может, участников прошлых экспедиций? Если да, то зачем они тут и как давно появились?
Все эти вопросы будем обсуждать потом, на поверхности. Чтобы отвлечься от любых интерпретаций, я механически, как робот, фотографировала казавшиеся важными фразы (топограф думала, что я снимаю пустую стену или не могу навести объектив на само предложение). Каракули становились все более и более пугающими: «…в черной воде, под полуночным солнцем те плоды созреют и в темном молчании, что зовут золотом, лопнут, и все узрят гибельную непрочность земли…»
Эти слова меня убивали. По ходу движения я собирала образцы, но без особого энтузиазма. Все эти крошки в пробирках… что они мне расскажут? Боюсь, немного. Порой приходит ощущение, что истину следует искать не под микроскопом.
А еще через некоторое время сердцебиение за стеной стало таким громким, что, улучив момент, когда топограф отвернется, я незаметно вставила в уши затычки. Теперь, как и она, я слышала лишь звук собственного дыхания.
* * *
Мы шли еще час, и вдруг топограф остановилась.
– Тебе не кажется, что чем дальше, тем слова… свежее?
– В смысле – свежее?
– Написаны недавно.
Я открыла рот от удивления. Это я должна была заметить разницу – не она. Похоже, я слишком сосредоточилась на том, чтобы наблюдать за происходящим как бы со стороны, просто фиксируя факты. Теперь, однако, чувство отстраненности улетучивалось на глазах.