Там же лежал и обрывок бумаги с ее последним лаконичным посланием, которое могло объяснить ее враждебность: «Антрополог пыталась вернуться, но я о ней позаботилась». Либо она спятила, либо была слишком нормальной. Я внимательно изучила карты. Ни одна из них не относилась к Зоне Икс, но некоторые места были мне знакомы. По личным подписям, сделанным топографом, я поняла: на картах изображены места, где она жила или бывала. Нельзя винить ее за то, что она цеплялась за прошлое, чтобы удержаться в настоящем, пусть и тщетно.
Прочесывая остатки базового лагеря, я оценила обстановку. Топограф как-то пропустила несколько банок консервов, а также небольшой запас питьевой воды, спрятанный в моем спальном мешке (я так всегда делаю). Ни одного образца не осталось – их, как я полагаю, она выбросила в болото, когда шла готовить засаду, – но этим топограф ничего не добилась: все измерения и наблюдения я записывала в блокнот, который лежал у меня в рюкзаке. Мне будет недоставать большого и мощного микроскопа, но сгодится и тот, что я брала с собой на маяк. Ем я мало, так что еды хватит на пару недель, а воды – на три-четыре дня сверх того, к тому же я всегда могу прокипятить еще. Спичек достаточно, чтобы поддерживать костер в течение месяца, а я ведь умею разводить огонь и без них. Кроме того, меня ждали припасы в маяке – как минимум содержимое рюкзака психолога.
За лагерем, где находилось старое кладбище, я увидела пустую свежевырытую могилу. Рядом с ней в землю был вбит крест, наспех сделанный из упавших веток. Топограф вырыла ее для меня или для антрополога? Или для обеих? Меня не прельщала перспектива провести остаток вечности рядом с антропологом.
Чуть позже, когда я решила прибраться, на меня вдруг нашел приступ смеха – я даже согнулась пополам от боли. Внезапно вспомнилось, как я мыла посуду после ужина той самой ночью, когда муж вернулся из Зоны. Я отчетливо представила себе тарелки с остатками спагетти и курицы. Удивительно, как нечто такое обыденное могло сосуществовать со столь невероятным возвращением.
Мне никогда не нравились города, но приходилось терпеть: муж не мог жить вне города, лучшей работы, чем в городе, нигде не сыскать, а в поле я бы просто уничтожила себя. Тем не менее назвать меня «горожанкой» нельзя. Грязь и пыль, жизнь, бурлящая сутки напролет, толпы людей, постоянный свет, скрывающий звезды, вездесущие выхлопы бензина, тысячи примет загнивания человечества… все это мне не нравилось.
– Куда тебя несет на ночь глядя? – не раз спрашивал меня муж (до экспедиции оставалось примерно девять месяцев).