Да и жители Гента не напоминали полковнику французских горожан. Со спокойным достоинством разглядывая марширующих по улицам солдат, здешние бюргеры вовсе не жаждали сдергивать с голов шляпы и колпаки, не кричали приветствий, не отпускали шуток, а смотрели на Александра и его людей с такой придирчивостью, что он неожиданно ощутил себя штукой полотна или конем, выставленным на продажу. Представить себе этих людей на коленях было не просто немыслимо — кощунственно. Должно быть, они и становились на колени перед Богом, но молодой человек не мог отделать от мысли, что при виде коленопреклоненных сыновей и дочерей Гента даже сам Господь должен был испытывать неловкость.
Полковник де Бретей ехал впереди своего полка и со всей очевидностью начал понимать, что его служба в Турени была детской забавой по сравнению с тем, что ожидало его в Генте. Сейчас Александр не мог понять, о чем они с Жоржем думали и думали ли вообще. Захватывать Нидерланды?.. Штурмовать эти города?.. Александр даже спрашивал себя, не было ли у них с Жоржем жара или легкого помешательства, когда они мечтали завладеть этой страной. Один полк в городе, ничем не уступающем Парижу… Просто смешно. Александр не имел людей и сил не то, чтобы на штурм Гента, но и для обороны его стен. Даже с той сотней наемников, что пристала к нему в пути, солдат было явно недостаточно для защиты города. Александр мог лишь мысленно «благодарить» принцессу Блуасскую за милую шутку и размышлять, что теперь понимает, от кого Жорж унаследовал свой юмор. Впрочем, до матушки другу было далеко, во всяком случае, Жоржу и в голову бы не пришло почти полгода продержать его в Бар-сюр-Орнен, а потом погнать через половину Фландрии, дабы показать, какой он глупец.
Только потрясенный взгляд Шатнуа, явно бывший зеркальным отражением его собственного взгляда, заставил Александра очнуться от тяжких раздумий. Попытка же немецких новобранцев затянуть марш «Фландрия в огне» окончательно привела полковника в чувство. За время перехода через владения испанцев Александр успел выучить песню наизусть и от души возненавидеть ее. По мнению шевалье де Бретея, «Фландрия в огне» была самой заунывной песней, которую он только мог вообразить, а ее слова были под стать музыке. Пару раз Александру приходилось даже запрещать исполнение марша, дабы звериными воплями не распугивать поселян и не мешать комиссару закупать провизию. К тому же были еще и испанцы, у которых также могло возникнуть желание прекратить это пение любым доступным им способом. Распевать же подобный кошмар на улицах Гента было не только кощунственно, но и самоубийственно. Полковник повернулся в седле и одним энергичным словом, сопровождаемым столь же энергичным взглядом, заткнул песенное вдохновение немцев. На улицах Гента воцарилась обычная тишина и покой, а Александр вновь получил возможность ловить обрывки неспешных разговоров бюргеров: «Вольный отряд на службу городу…», «Надо будет присмотреть…», «Пусть только попробуют набезобразить…», «Арсхот пробовал…», «…так и получил…».