— Однако, сударь, если вам нужны деньги, вы могли бы заложить свою шляпу, — несмело предложил он.
Александр с опаской взглянул на ростовщика, подозревая, что тот сошел с ума. Беспокойство ростовщика превратилось в страх.
— Да-да, сударь, вы совершенно правы. Шляпа — слишком дорогой залог, достаточно и пера. Вот, тысяча ливров из расчета двух процентов годовых… на десять лет… Только для вас, сударь, только для вас!..
— Но так же нельзя! — потрясенно выдохнул шевалье, окончательно убеждаясь, что кто-то из них двоих сошел с ума.
— Но я же не могу оставить вас без денег! — в совершеннейшей панике выкрикнул ростовщик. — Берите, сударь, берите и идите! У меня дела! Я занят!!. Меня ждут!!!
Когда капитан увидел, как перед его носом захлопнулась третья дверь, он понял, что Париж — не его город. При нем был кошель с тысячью ливрами, на шляпе по прежнему красовались все перья, и Александр сообразил, что только что получил взятку. Понять бы еще только за что…
Молодой офицер вернулся в гостиницу, проглотил завтрак по обильности и времени более напоминавший обед и понял, что должен как можно скорее бежать из Парижа, пока с ним не случилось что-нибудь еще столь же бредовое. Правда, можно было оставить у дверей Смиральды навьюченную дарами Флоретту, но шевалье Александра останавливал страх, что, вернувшись к дверям бывшей подруги, он вляпается еще в какое-нибудь благодеяние, которое окончательно его задушит и отнимет самого себя. Молодой человек дал себе слово при первой же возможности вернуть все Смиральде, но заемное письмо на армию и нежданное сиротство Соланж не давали ему выбора.
Через полчаса Александр де Бретей спешно покинул Париж. Его поездку можно было счесть успешной. Поручение было выполнено. За пазухой хранился патент капитана и погашенная закладная на Саше, кошелек радовал глаз тугими округлостями, за которыми скрывались тяжелые и блестящие золотые монеты. Шевалье был во всем новом, у него вообще ничего не оставалось своего, разве что шпага, да Стервец. А еще на пальце капитана красовался перстень с сапфиром, стоящий дороже всего остального имущества шевалье вместе взятого.
Молодой человек вздохнул, испытывая страстное желание помолиться на свой нательный крест, и вдруг сообразил, что за прошедшую ночь лишился не только старой одежды, пистолетов и упряжи, но и крестика. «Смиральда», — догадался он и с облегчением перевел дух. И все-таки Александр чувствовал себя полным дураком. Он спешил вернуться домой, в армию, и в десятый раз признавал, что Париж не его город, если полунищий трактирщик, бывшая шлюха и старик еврей с такой легкостью превратили его в идиота. Александр перешел на рысь, даже не догадываясь, что в то самое время, когда он покидает столицу через одни ворота, через другие в нее въезжает герцог Анжуйский с Соланж де Сен-Жиль. И если шевалье де Бретей был недоволен собой и Парижем, то Франсуа де Валуа чувствовал себя почти королем. Его ждали почести и подарки, а также любовь самой очаровательной и наивной девушки Франции. Жизнь была прекрасна.