— А почему она убежала?
— Ой, Карина, не смеши меня так. В зеркало глянь, на кого ты похожа в этой чёртовой фруктовой маске. На труп, жертву нападения толпы гопников. Хотя, что я болтаю, сама не лучше.
Действительно, теперь Карина видела, что сестра босая, а то, что выглядело индийским сари, оказалось белой столовой скатертью. Левую ногу она держала на весу, с неё на пол капала кровь.
— Что случилось? Ты ранена? Я вызову полицию!
— Не вздумай! Никто не знает, что я у тебя, и пусть так и остаётся. Целее будем.
— Хорошо, Света. Тогда скорую.
— Тоже не нужно. Рана — пустяк. Наступила на битое стекло. Забыла, что под ноги надо смотреть. Обойдёмся без докторов. Перевяжи. Или дай бинт, сама перевяжу.
Перевязка оказалась не простым делом. Сначала Карина под стоны сестры вытащила из раны кусочек стекла, потом промыла перекисью, и только после этого начала бинтовать. Когда закончила, обе пошли в ванную смывать кровь, а Карина — ещё и маску с лица. Светлана смогла идти самостоятельно, правда, неуклюже, ступая левой ногой только на пятку. Потом сёстры сняли напряжение традиционным русским способом. Пили, правда, не водку, а коньяк.
Утром Светлана рассказала, как дошла до жизни такой. Поначалу не хотела говорить, но Карина пригрозила позвонить в полицию, и сестра сдалась. По её словам, такси, в котором она ехала, во что-то врезалось, и пассажирка потеряла сознание. Очнулась в какой-то больничной палате, без одежды, привязанная к койке ремнями. Голова кружилась, в ушах шумело, перед глазами стояла какая-то пелена.
Доктор показался немного странным, но чем именно, она то ли не поняла сама, то ли не захотела объяснять. Он сообщил, что пациентке нельзя не то что вставать, но даже шевелиться, для того и фиксаторы. Иначе он снимает с себя ответственность за последствия, а они будут очень тяжёлыми. Просьбу связаться с одним из её знакомых врач участливо выслушал и пообещал подумать, что тут можно сделать.
Светлане что-то во всём этом не понравилось, показалось подозрительным. Ночью ей удалось каким-то образом освободиться от ремней, нейтрализовать присматривающего за ней санитара, и она сбежала оттуда, в чём была. То есть, ни в чём. По пути, возле самого выхода, ей под руку попалась скатерть, и Светлана, как смогла, сделала из неё сари. Лучше для этого подошла бы простыня, но возвращаться в палату она не стала. Уже на улице под ноги попалось битое стекло, как будто без него мало было неприятностей.
Она стояла, прислонившись к уличному фонарю, не в силах ступить на раненую ногу, и плакала, представляя, с какой лёгкостью её вернут обратно в больницу, как только заметят её побег и начнут искать. Голова закружилась ещё сильнее, Светлана зажмурилась и вцепилась в фонарный столб, единственную свою надёжную опору в этом непрочном мире. Внезапно она почувствовала, что её оторвали от фонаря и усаживают в машину. Сопротивляться не стала, даже глаз не открыла. Сдалась, пусть делают с ней, что хотят. Далеко не сразу она поняла, что ей что-то говорят, причём голос женский. В больнице ни одной женщины она не видела.