— Комлев Вы из…
— Я теперь буду у вас работать.
— А, — произнес седой и представился. — Крячко Виктор Иванович.
Комлев пожал его сухонькую руку, подумал: сколько ему лет, пятьдесят или все семьдесят?
— К начальнику прямо по коридору.
Туда и направился Комлев и вскоре увидел помещение со столом и стандартным сейфом и там внутри вторую дверь с табличкой «НАЧАЛЬНИК». Постучал.
— Толкай! — раздалось внутри.
Дверь широко распахнулась.
У самого порога ее дымил папиросой во рту коротыш в форме с капитанскими погонами:
— Ну, слушаю.
— Я к вам заместителем.
— Знаю, знаю. Комлев, что ли?
— Он самый.
В узенькой, как предбанник, комнатенке сели почти рядом. В стене направо было зарешеченное окно и дверь, видимо, прямо на улицу.
— Значит, в мои замы… — Фуфаев откинулся в кресле, положил свободную от папиросы руку на стол. — Дымишь?
— Бросил, — ответил Комлев, оглядывая до предела закуренный кабинет, где замертво падали мухи и где по народному присловию уже вполне можно было бы повесить топор.
— Ну, а я страдаю. Попробуй тут не закури… Значит, ко мне. Когда-то я тоже комсомольцем был. Выбыл по возрасту. Службу начинал с низов, с милиционеров. А ты… Ну, назначен, так назначен. Догадываюсь, что ты к нам без желания. Приказали, что ли?
— Вы же сами не от большой радости курите…
— Да… Сколько я высмолил, иной алкаш столько сивухи не вылакал…
Вдруг улыбка как бы стекла с лица Фуфаева, и он, пристально глядя в глаза Комлеву, медленно и тщательно раздавил окурок в пепельнице.
— А ты знаешь, место-то твое меченое…
— Да уж само собой… — сказал Афанасий, чувствуя явную неприязнь к хозяину кабинета.
На лицо Фуфаева обратно вползла гаденькая улыбочка:
— Сказать честно, ни за что б сюда не пошел. Самое паскудное место. Когда мента отовсюду выгонят, он в рыгаловке и оказывается. Чего глаза вытаращил! Неужели ничего получше не нашлось?
Комлев скрипнул зубами, но, увидев в глазах собеседника почти плотоядное желание ссоры, сдержался и демонстративно отвернул голову в сторону.
— Я в первое время, как стал начальником, — продолжал Фуфаев, — тоже хотел с пьянкой побороться. На меня как окрысились! Что доказывал? Ведь бандюга, он себя без бутылки не проявляет. А коли так, то вся милицейская служба должна нам помогать. Но у них свои дела. А мы так — никудышная и заштатная державка.
«Ну и попал я!» — подумал Комлев, с тоской вспоминая такие близкие ему мраморные коридоры и лакированную мебель.
Фуфаев явно взбодрился и теперь чувствовал себя на своем коньке:
— Ну и черт с ними! У меня тут придраться не к чему. Комар носа не подточит. Я ведь когда пришел, мы этого быдла тысячи две в год в чувства приводили. А сейчас их в три раза больше проходит. Кто бы такое осилил? Только Никодим Никодимыч и смог. Ну, ладно…