«Вот… вот и ответ тебе, слушай! — взглядом сказал Владимир Протасову. — Ты испугался, жалкий трус!»
Протасов отвернулся к окну.
— …и все граждане Советского Союза должны отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови…
И когда голос в репродукторе умолк, академик сказал торжественно:
— Да, да… до последней капли!
— Уже бомбят Смоленск… А от Смоленска до Москвы всего четыреста километров, — перебил его Протасов.
— Нет, не четыреста, ошибаешься, — спокойно сказал Владимир.
— Могу поспорить: точно четыреста!
— Нет. Расстояние между Смоленском и Москвой бесконечно…
— Ну, это уже философия, — с презрительной усмешкой сказал Протасов. — А у них танки…
— Философия свободных людей более могуча, чем танки, управляемые рабами.
— Позвольте пожать вашу руку, Владимир Николаевич, — взволнованно сказал академик. — Ну что ж, друзья, пойдемте записываться в народное ополчение.
— Позвольте, Викентий Иванович, ведь вам уже шестьдесят два, — с улыбкой проговорил Протасов.
Но академик сердито прервал его:
— Это не имеет никакого значения, когда идет речь о жизни и смерти всего государства… всего народа… Идемте, Владимир Николаевич?
— Да, Викентий Иванович, — просто сказал Владимир и пошел вслед за академиком в прихожую, где висело его пальто.
— И я с вами, — сказала Наташа, надевая шляпу перед зеркалом.
— Хочешь проводить нас? — спросил академик.
— Нет. С вами, в ополчение…
— Вы? В опол-че-ние? — воскликнул Протасов с насмешливым удивлением.
— Что же в этом смешного? — обиженно сказала Наташа, прикалывая шляпку к волосам длинной шпилькой.
Тоненькая, изящная, в легкой шелковой накидке, она, казалось, только что сошла с витрины ателье мод на Кузнецком Мосту. И академик и Владимир смотрели на нее с изумлением и восторгом.
— Вы же слышали, что он сказал? «Все граждане должны… до последней капли…» А вы? Вы разве не пойдете с нами?
Протасов побледнел. Этот вопрос застал его врасплох. Конечно, он уже в первый день войны подумал о том, что его могут взять в армию, и эта мысль тревожила его до тех пор, пока он не узнал, что аспиранты его института пользуются отсрочкой. И в тот момент, когда Владимир вышел в прихожую вслед за академиком, Протасов пережил чувство бурной радости: наконец-то он останется вдвоем с Наташей! Он в это мгновение был рад, что началась война: она устраняла с его пути самое главное препятствие к счастью — Владимира Дегтярева. И вдруг он увидел, что Наташа, даже не взглянув на него, тоже вышла из комнаты. Он бросился за ней… И вот она стоит перед ним — такая прекрасная — и говорит ему какие-то чудовищные слова об ополчении, о том, что туда должны итти все.