Игнат не ответил — его голосовые связки были сорваны, и поэтому он не кричал, когда боль пронзила его от лопаток до поясницы. Но уже потом, проспав более двенадцати часов и проснувшись с ноющим телом и тяжелой головой, Игнат порадовался вновь обретенной чувствительности — легкое обморожение щек и рук у него все же случилось, но отмирания тканей не произошло.
Отставив кружку с отваром, он незаметно завел руку за спину, пытаясь нащупать швы. И зашипел, когда новая болевая вспышка заставила его передумать и отдернуть пальцы.
— А вот хвататься не надо! — прикрикнула на него Марьяна, тоже отдохнувшая, разрумянившаяся от тепла. — Еще не хватало всякую гадость в рану занести. Здесь и так с антибиотиками туго.
— Что верно, то верно, — со вздохом подтвердил Витольд. — Не думал я, что брошенных в лесу ребятишек спасать придется.
Говорил он спокойно и размеренно, с едва уловимым пришептывающим акцентом, присущим всем выходцам с юго-запада. В маленькой и тесной зимовке он казался совершенным медведем, настоящим хозяином тайги. Только никакого хозяйства у Витольда не было, и быть не могло — был он пришлым, чужаком. Незваным гостем обосновался в заброшенной зимовке, подальше от людских глаз, в надежде поживиться зверьем. И не спрашивал разрешения у местных егерей, а попросту браконьерствовал. Только не много дичи удалось ему раздобыть в солоньских лесах.
— Пустые места, гибельные, — доверительно поделился он своими соображениями. — Даром, что зимовка брошена — вроде бы и деревни рядом, а никто тут давно не бывал. Нехорошее поговаривают…
— Здешние земли навью отравлены, — еле слышно прохрипел Игнат.
— Это какой такой навью? — удивился Витольд.
Марьяна махнула рукой.
— Глупости, — сердито бросила она. — Дурацкие сказки местных селян. Отговорки, чтобы низость свою прикрыть.
— Да ведь ты сама видела… — начал Игнат.
— Ах, хотите знать, что я видела? — воскликнула девушка, сдвинув темные, почти сходящиеся на переносице брови. — Я видела, как солоньские мужики меня из-за стола волоком тащили! Видела, как бабы меня осматривали, будто кобылу на продажу! А тебя, Игнат, как поросенка освежевали! Только сами сбежали потом. Поняли, что грех на души приняли.
Ее глаза потемнели, сделались большими и влажными. Марьяна сцепила пальцы вокруг горячей кружки, словно не чувствовала жара.
— Не по своей воле они освежевали-то! — Игнат попытался выпрямиться, принять более удобное положение, но охнул — в позвоночник словно воткнули раскаленный прут.
— Не по своей, — повторил он. — Навь заставила.
— Да как ни назови, — зло выплюнула Марьяна. — Хоть навью, хоть душегубами, хоть самим дьяволом — суть от этого не изменится. Я не знаю, кто эти уроды, и откуда они появились, и куда ушли, но одно знаю точно — будет желание, найдется и на них управа. А если люди внутри с гнильцой, да натуру имеют лакейскую, то без разницы им, перед кем выслуживаться: перед чертями ли, перед бандитами… Такие только на фоне слабого и сильны. И только сила для них авторитет. А потому и бороться нужно их же методами — силой.