С севера надвигалась навь.
Сквозь переплетение ветвей Игнат пытался разглядеть набухающее снежной тяжестью небо. Красноватые стволы сосен темнели, словно кто-то медленно закрашивал лес черной акварельной краской. Северный ветер перебирал хвою, и лес наполнился сухим шорохом — так могли шуршать жуки в спичечном коробке, или крысы в сыром и темном погребе. Но кроме этих звуков в лесу царила тягучая, напряженная тишина.
Игнат снова прислушался, пытаясь уловить в стылом воздухе далекий перестук дятла, или шорох встревоженной куницы, или треск сухостоя под тяжелой поступью лося.
Но не было ничего. Только мерное дуновение ветра, только шуршание сосновой хвои.
Мальчик знал, отчего лесные жители попрятались в свои убежища: они тоже чувствовали приближение нави.
— Бу!
Раздавшийся прямо над ухом голос заставил его отпрянуть. Сердце тревожно стукнуло в грудную клетку, глаза сразу стали большими и темными, как у настороженного зверька.
А Званка — эта невыносимая резвушка Званка, — заливисто хохотала и приговаривала:
— Испугался, Игнашка-дурашка! Испугался, Игнашка-замарашка!
В голосе Званки не было злобы, и мальчик не обижался — эта соседская девочка вызывала в нем симпатию. Может, своим легким характером. А, может, еще и потому, что всегда защищала Игната от местных хулиганов, которые считали своим долгом сопровождать мальчика свистами и обидными выкриками: "Дурак! Дурак пошел!"
Отсмеявшись, Званка положила на его плечо теплую ладонь и произнесла примирительно:
— Обиделся? Не обижайся, но видел бы ты себя со стороны!
Она усмехнулась снова, и на ее щеках появились ямочки. В глубине глаз, похожих на лесные озера, мутили воду бесенята.
— О чем задумался-то?
Игнат снова задрал подбородок и ткнул пальцем в вышину.
— Там. Навь грядет.
Званка проследила за его жестом. Искрящиеся глаза погасли, налились темной тревогой.
— Брось. Это только снежная буря, — ответила она, но голос прозвучал неуверенно.
— С первой снежной бурей приходят навьи, — упрямо возразил Игнат. — Так бабушка говорит.
Он почувствовал, как руки девочки стиснули его плечо, и удивленно опустил взгляд. Званка теперь выглядела притихшей и немного испуганной. Две тугие косы лежали на ее плечах, как подрубленные серпом пшеничные колосья.
— А твоя бабушка когда-нибудь видала их? — шепотом спросила она.
Игнат покачал головой.
— Не, не видала. Да и как бы она тогда до своих лет дожила, посуди сама? Навьи никого в живых не оставляют.
— А мертвяков? Видала? — Званка подняла на мальчика взгляд, полный страха и любопытства.
