Нет больше стран, нет спутников, изучающих космос, нет больше самолетов, бороздящих смертоносные небеса планеты.
Солнце стало нам врагом.
Дождь стал нам врагом.
Слеза скатилась по его щеке, с трудом пробираясь сквозь многодневную бороду.
Quomodo sedet sola civitas / plena populo…[7]
― Тебе плохо? — с тревогой спросил его Управляющий.
― Нет. Это было всего лишь мгновение. Все прошло.
― Тогда скажи мне, что ты думаешь о нашей библиотеке.
― Несомненно, это самая большая из всех библиотек, что я видел после… после Чрезвычайного положения.
«И самая бесполезная», — хотел добавить он, но не сделал этого.
― Она стала для нас школой, — с гордостью произнес юноша, — и даже больше. Это способ помнить старые времена. Которые однажды вернутся.
― Думаешь?
На лице Управляющего выразилось возмущение.
― Конечно! Человечество сумеет вернуться на путь к величию. Нужно только дождаться времени, когда зима кончится и на поверхности снова можно будет жить. Мама всегда говорила, что это всего лишь вопрос времени.
Дэниэлс с трудом заставил себя оторвать руку от глобуса.
― Ты говорил мне, что у вас есть кино. Покажешь мне его?
― В данный момент там ничего не идет. Но если хочешь, я отведу тебя туда. Думаю, сейчас идет репетиция. Сегодня вечером будут показывать «Звездные войны».
Глава 5
ЗВЕЗДНЫЕ ВОЙНЫ ДЛЯ ЧАЙНИКОВ
Сидя в последнем ряду кинотеатра, Джон Дэниэлс недоверчиво слушал фильм, который в последний раз видел в детстве. В мире, которого уже не существовало, вместе с друзьями, которых давно уже не было в живых. Друзьями, которые, должно быть, уже 20 лет как стали радиоактивной пылью на ветру или частью бесплодной земли, занявшей место зеленых полей Массачусетса.
На сцене двое мальчуганов изображали Люка Скайуокера и Дарта Вейдера.
― Переходи на темную сторону силы, вместе мы будем править галактикой!
― Нет! Никогда! Лучше смерть!
― Послушай, Люк: я твой отец, а ты мой сын.
«Хотя с тем же успехом могло быть и наоборот», — улыбнулся Джон.
Несомненно, в оригинале реплики были менее патетическими, чем то, что произносилось на сцене так называемого кино. Но Дэниэлс все равно был очарован энтузиазмом актеров, той энергией, которую они вкладывали в исполнение драмы, написанной в эпоху, так же далекую от них, как Греция Аристофана и Эсхила.
Дарт Вейдер был юношей лет двадцати в шлеме из папье-маше, вид которого красноречиво свидетельствовал о том, что автор костюмов никогда в жизни не видел оригинального фильма. Судя по всему, не видел его и сценарист. Создавалось впечатление, что реплики были взяты из воспоминаний страдающего болезнью Альцгеймера, причем с частым внедрением элементов из других частей саги.