Послушай, Сили, говорит она, Я хочу, штоб ты поняла. Погляди на меня. Я же уже немолодая. И толстая. Кроме тебя, никто меня красивой не считает. Так мне казалось. Подумай сама. Ему девятнадцать. Ну сколько это может продолжаться?
Все равно, он мущина, написала я на листке.
Да, говорит она, я знаю, как ты к ним относишся. Но я-то не так. Я не настолько глупа, штобы принимать их серьезно, но некоторые из них очень даже забавные.
Помилосердствуй, пишу я ей.
Слушай, Сили, говорит она, дай мне шесть месяцев. Шесть месяцев на последний взбрык. Мне это необходимо, Сили. Я слишком слабая, мне не устоять. Просто отпусти меня на шесть месяцев, и потом мы будем вместе, как раньше.
Как раньше это вряд ли, написала я.
Сили, говорит она, скажи мне, ты любишь меня? На коленки встала и слезами заливается. А мне так больно, невозможно передать как. Почему сердце не останавливается, раз так больно? Што ж поделать, женщина же я все-таки. Я люблю тебя, говорю ей, что бы ни случилось, и что бы ты ни сделала, я люблю тебя.
Она еще немного похныкала, головой к моему стулу прислонившись. Спасибо, говарит.
Я не могу больше в твоем доме оставаться, говарю я ей.
Но, Сили, говорит она, как ты можешь меня бросить. Ты же мне друг. Я люблю этого мальчика, и мне ужас как страшно. Он треть меня по возрасту, столько же по толщине. И даже по цвету. Она попробовала засмеяться. Знаешь, придет время, он мне сделает больнее, чем я тебе сейчас. Не уезжай, пожалуйста.
Тут в дверь позвонили. Шик вытерла слезы и пошла открывать. Открыла, увидела, кто там, и сразу вышла. Слышу, машина от дома отъехала. Я пошла спать, но и сон не наведался ко мне в эту ночь.
Молись за меня,
Твоя сестра Сили.
Дорогая Нетти,
Если я еще жива, так это потому што смотрю, как Генриетка цепляется за свою жизнь. Ох, как она воюет. Когда у ей приступ, она так вопит, мертвых подымет. Мы ее лечим, как ты мне писала африканские своих лечат. Кормим ее ямсом каженный день. Нам, конешно, как всегда везет, она терпеть не может ямс. Отбивается от ево как может. Народ по всей округе придумывает всякие кушанья, только лишь бы на вкус были не как ямс. Притаскивают тарелки козлятины с ямсом, яиц с ямсом, требухи с ямсом. А суп? Мой Бог, разве што из ботинок суп не варят. Генриетка заявляет, будто все равно чует ямс, и запросто может тарелку из окна выкинуть, ежели заподозрит неладное. Мы ей говорим, потерпи, настанет день и не будешь есть ямса, а она говорит, чтой-то не шибко торопится ентот ваш день. А пока суставы у ей распухли, она вся горит, и жалуется, будто в голове у ей белые человечки молоточками стучат.