София притулилась на углу огроменного обеденного стола, будто другово места ей не нашлось. Дети мимо нее шныряют, словно и нет ее вовсе. Харпо и Мышка друг с другом как старая семейная пара. Дети Софиины Одессу мамой кличут, а Мышку тетей. Софию зовут «мисс». Только Харпова с Мышкой малышка, Сюзи Кью и привечает Софию. Сидит насупротив ее и глаза на ее таращит.
Поели мы, тут Шик стул отодвинула, сигарету закурила и говорит, Друзья мои, хочу вам кой-чево сказать.
Чево? Харпо спрашивает.
Уезжаем мы, Шик говарит.
Да? Харпо говарит, а сам за кофейником тянется, и на Грейди посматривает.
Мы уезжаем, Шик опять говарит. Мистер __ сидит словно по башке стукнутый. Он всегда такой, когда Шик объявляет, што ей ехать надо. Поежился, брюхо себе почесал, потом мимо ее уставился, будто никаких слов и не сказано.
Грейди говарит, Народ вы конешно хароший, соль земли и все такое, да ничево не поделаеш, надо двигать.
Мышка молчит, в тарелку свою уткнувши. Ну и я молчу. Жду, когда сыр-бор начнется.
Сили едет с нами, Шик гаворит. Мистер __ резко голову выпрямил. Чево ты сказала? говарит.
Сили едет со мной в Мемфис, говарит Шик.
Только через мой труп, Мистер __ гаварит.
Это как прикажешь, Шик отвечает не дрогнув.
Мистер __ со стула было приподнялся, на Шик посмотрел и назад уселся. Ко мне повернулся. Я-то думал, ты наконец успокоилась, говорит. Чево теперь неладно?
Пес ты шелудивый, вот чево, говорю я. Давно пора с тобой распроститься и двинуться навстречу новой жизни. И твой труп будет мне ступенькой.
Чево ты сказала? он спрашивает, остолбенев.
Все за столом рты разинули.
Ты отнял у меня мою сестру Нетти, говарю я. Единственную на всем белом свете, которая меня любила.
Мистер __ тужится чево-то сказать. НоНоНоНоНо. Похоже будто мотор затарахтел.
Нетти с моими детьми домой едут, говарю я. Как она приедет, мы тебе задницу-то начистим.
Нетти с твоими детьми! Мистер __ говарит. Ты, кажись, спятила.
Да, мои дети, говарю. И хорошие дети. В Африке выросли, где хорошие школы, свежий воздух и спорт. Не то што твои дураки, без отцовской опеки да заботы выросшие.
Постой-ка, постой-ка, Харпо говарит.
Черта лысого я буду тебе стоять, я гаварю, Вот ты, ежели б ты Софию не гнобил, разве ж ее белые бы сцапали.
София аж на несколько минут жевать перестала от моих слов.
Это вранье, Харпо говарит.
Доля истины в этом есть, София говарит.
Все на нее оборотились, будто впервые ее за столом приметили. Будто голос из могилы раздался.
Поганые вы были дети, все до одново, я говарю. С вами не жизнь была, а каторга. И ваш папаша туда же, куча дерьма.