Глава VIII
Все против одного
Никогда я еще так не боялся. Я мог пережить бомбежку, теперь я это знал. Бомбежка, да и вообще война, направлена против всех без разбору, это не прямое нападение на конкретного человека. Бомбардировщик охотился не за мной, и жизнь моя была в руках судьбы — до чего успокоительная мысль! Когда бомбят, ты зависишь от случая, и ничего тут не попишешь. Но это! Это — совсем другое дело. Выстрел в спину предназначался именно мне и не имел ничего общего с пальбой на авось, которую мог открыть какой-нибудь фанатик из пятой колонны. Метили именно в меня, и это уже не война, а убийство. Я мог грудью пойти на пулеметные очереди, которые тоже предназначались не лично мне, но это целенаправленное покушение на мою жизнь повергло меня в такой страх, что волосы встали дыбом. Я более не испытывал умиротворяющего ощущения от сознания того, что моя жизнь пребывает в руках милостивой судьбы. По приказу Вейла меня приговорили к смерти, и я был с нею один на один. Теперь-то я понял, почему изумленная гримаса на миг вытеснила с физиономии Вейла горестную мину там, в ангаре, когда он поднял глаза от тела Элейн.
Похоже, у меня был не на шутку испуганный вид, потому что Джон Лэнгдон положил руку мне на плечо.
— Молодец, что выручил меня и оттащил бомбу, — сказал он. — Я бы не смог. Моего запаса храбрости хватило только на то, чтобы привязать трос к стабилизатору.
Замечание возымело желаемое действие, мне стало легче, от доброго слова потеплело на душе. Мысль о том, что мои страхи не такие, как у всех, даже забавляла. В нашем окопе боялись только одного — предстоящего налета на аэродром, а мне было на него наплевать. Я боялся потому, что убийцы избрали своей мишенью меня, и страх остальных по сравнению с моим представлялся будничномелким. От этой мысли я внезапно испытал прилив самодовольства. Недружелюбие ребят более не трогало меня, я чувствовал, что способен дать достойный отпор всякому, кто полезет ко мне с вопросами.
Но вопросов не было. Исчезла и враждебность. Зная, что произойдет, я оставался на позиции. Это обстоятельство, равно как и история с бомбой, вновь сделало меня своим в глазах парней. А вот бедняге Уэстли, получившему-таки отпуск по семейным обстоятельствам и уехавшему ранним утром на похороны бабки, основательно перемыли косточки.
Наши самолеты возвращались поодиночке и парами, осторожно приземлялись на изрытое летное поле. Тянулся яркий знойный день, в такую жару казалось, что время еле ползет. Даже на открытом пространстве аэродрома не ощущалось ни ветерка, иссушенная жарой земля была горячей наощупь. Беспокойство, нетерпение и страх, смешавшись, беспрерывно терзали мой усталый разум. Кончится эта тревога когда-нибудь или нет? Мне не терпелось узнать, как там Марион, убедиться, что с ней все в порядке. Да и Джон Найтингейл еще не вернулся.