Иногда ему казалось, что деньги — это невидимые колеса, на которых он плавно катит по дням своей жизни, что Старик — фокусник, под платком которого появляются и исчезают предметы. Старик был всюду и во всем. Сила семьи, энергия, деловая хватка — все это шло от него. Роберт отдавал себе отчет в положении вещей, но, в сущности, его это не трогало. Он даже подозревал, что успехи, которые он считал своими, были подсказаны ему Стариком, но так умело, так тонко и ненавязчиво, что он этого не заметил.
(Однажды он спросил Маргарет: «Как ты думаешь, мы сумеем управляться без него?»
Она очень нежно потерла его щеку пальцем: «Я, Роберт, сумею. А ты?»)
Он начал бывать на вечеринках у Маргарет, они ему нравились, хотя неделю спустя он уже не помнил, кого там видел.
Все началось с телефонного звонка. Маргарет сказала:
— Фил заболел, Роберт, и мне сегодня необходим мужчина.
— Какой Фил? — спросил Роберт. — И почему «необходим»?
— Господи, да число за столом будет нечетным! А теперь я уже никого не смогу найти. Я же про сегодняшний вечер говорю.
— Это я понял.
— Ты способен не заснуть за обедом?
Он почувствовал легкое раздражение.
— Было бы из-за чего не спать!
Почему-то было странно видеть толпу незнакомых людей в столовой Старика (сам Старик удалился к себе наверх, он не любил общества), слышать смех и позвякивание фарфора, глядеть на смуглое лицо Маргарет по ту сторону стола, разделенное натрое мерцающими язычками свечей. В десять часов ему нестерпимо захотелось спать. Почти немедленно Маргарет подергала его за локоть:
— Проснись!
Он виновато улыбнулся.
— Послушай, — сказала она. — Пойди спой с ними. — И она кивнула на седого мужчину, который барабанил по клавишам рояля.
— Я не могу понять, что он играет.
— Клайв знает всего одну песню. Ведь так, Клайв?
Прищурившись за очками, Клайв кивнул.
— Песня моего старого доброго колледжа — единственное, что я все-таки выучил! — Он наклонился над клавишами, сосредоточился, потом откинул голову и запел: «Бульдог, бульдог, гав-гав-гав…»
Высокая худая женщина в желтом платье взяла Роберта под руку.
— Вы очень милый. Давайте петь.
Он покорно стал рядом с ней у рояля и позволил ей облокотиться на себя. Было время, подумал он, когда от женского прикосновения у него защекотало бы кончики пальцев, все тело сводила бы судорога и он боролся бы с непреодолимым желанием броситься, схватить, сжать… Но теперь он не испытывал ровно ничего. Желтое платье было красиво, сама она достаточно привлекательна, ее духи благоухали пряно и властно. Но ему все это было ни к чему.