Я прекрасно понимал тактичность Уркагана: ведь ему и нужно-то было всего лишь поднять телефонную трубку и, позвонив кому надо, «пробить» при этом, все ли в моих словах правда. Но в таких ситуациях с Ворами спорят лишь болваны; человек же воровского круга понимает Жулика иногда даже безо всяких слов.
На следующий день, как и оговаривалось, зайдя на квартиру, где остановился Каликата, я застал у него нескольких человек. Одного из них кличили Мурт, имя другого я не запомнил, да мы и встретились-то с ним почти в дверях, там же и разминулись.
Поздоровавшись, я присел на тахту. Хасан уже собирался в дорогу, поэтому разговор был деловым и коротким.
— Все в порядке, Заур, — проговорил он, хитро прищурившись. — Не беспокойся ни о чем. (Это означало: «Я все проверил, рассказ твой правдив, и помощь, как и положено, будет тебе оказана».) — А повернувшись к Мурту, сказал: — Мурт, этому человеку можно верить во всем, понял?
— Да, Хасан, — ответил Мурт, — я все понял.
— Ну тогда Бог вам в помощь, бродяги, — уже вставая и собираясь в дорогу, пожелал нам старый Уркаган.
Мы вышли из комнаты, и, душевно попрощавшись со всеми босяками, ожидавшими его во дворе, он сел в стоящую возле крыльца машину и уехал. К большому сожалению, в дальнейшем нам встретиться не удалось. Через некоторое время я узнал, что Хасан Каликата скончался. Для преступного мира Советского Союза его смерть стала невосполнимой потерей. Этот человек был истинным бродягой и Вором. Пусть земля ему будет пухом!
Некоторое время после отъезда Каликаты мы еще поговорили с Муртом, чтобы узнать друг друга получше. Человек этот чем-то располагал к себе окружающих, но вот чем, я еще не мог понять. Он был чуть выше среднего роста, ему могло быть как тридцать, так и сорок лет. Копна густых черных волос беспорядочно обрамляла его лицо с серыми спокойными глазами, хотя иногда блеск этих глаз напоминал сверкание стальной рапиры. Очевидно, что хоть Каликата и сказал ему несколько слов, не подлежащих сомнению, все же по привычке при базаре он пробивал меня на вшивость. Я его прекрасно понимал, — наверное, и я поступил бы аналогично, поэтому и делал вид, что не замечаю промацовки.
Через некоторое время мы распрощались. Мурт взял у меня адрес Мишани, сказав лишь одно слово: жди. С этого дня я уже больше не возвращался к Джамиле, обосновавшись у своего старого кореша, прекрасно понимая, что в самом ближайшем времени в моей воровской жизни грядут большие перемены и вмешивать сюда жену с ребенком я не имею права. «Кто меньше знает, тот дольше живет. Пусть отдыхают спокойно», — рассудил я, и это решение оказалось правильным. Восток — это не только изысканность блюд и развлечений, это еще и изощренность пыток и мучений. Об этом никогда не стоит забывать промышляющим здесь людям.