незаменимы, – нам роптать нечего. Ничего – нас с Лесовским вместе переведут. А вместе мы
преодолеем все… Не простой он, но его не сломить ни этой войне… ничему. Он не стал ни
бездумным недочеловеком-полузверем, ни недомашиной-получеловеком. Ему не все равно, по
человеку лучом бить, по машине или по зверю.
Стоим, прислонившись к стене… Мы легко становимся неприметными в серой боевой форме –
вот и сейчас все мы словно ушли в стены. Невидимая остальным птица так и летает над нами. Влад
исподлобья наблюдает за этим пернатым охотником на крыс… Я почти обрадовался знакомым
шагам… А Лесовский постарался стать еще более незаметным – неплохо у него получилось…
Ястреб исчез – будто при виде Стикка… Такое ощущение, что он просто врезался в стену, но не
рухнул на пол, а пролетел через нее…
– Что спите?! Запускай сухую чистку!
Сержант ходит по длинному коридору – выбивает из головы все мысли, кроме как о нем самом.
В мертвой тиши даже сердце подстроилось под ритм его ровных шагов. Стою к нему спиной, но
прямо вижу его сияющие болезненной чистотой сапоги, педантично меряющие длину и ширину
коридора. Стикк на достигнутом не останавливается – перепроверяет замеры раз по десять… Он
может себе это позволить как представитель самой привилегированной категории. N4 не офицеры,
на которых мертвым грузом возложено решение всех мировых задач, и не рядовые, на которых
свалено механическое исполнение всех этих задач…
Стикк остановился у меня за спиной…
– Ну что, Герфрид?..
– Загрузил стандартную программу, командир.
– Слушай приказ! Избавить подопечного от этих клочьев! Надо будет – вручную пойдешь его
чистить!
– Так точно.
Переключил программу чистки – это строгий режим, со зверюг чуть ни шкуру сдирает… По
опыту знаю, чем это обычно кончается – мой зверь звереет. Замухрышку это уже начало серьезно
злить. Он огрызается даже на еле заметную полосу, скользящую по его взъерошенному загривку.
Зверюгу окружает черная аура счищенной шерсти, которая рассеивается у вытяжки… А Стикк не
уходит – стоит над душой, ждет пока последний клок ляжет волосок к волоску.
– Если останутся проплешины – соберешь клочья и приклеишь обратно. Только ровно и
аккуратно!
– Будет сделано.
Сегодня Стикк ну уж очень добрый. Лесовский думает, что он на меня за мою тягу к порядку
взъелся – хочет вывести из рядов правил, чтобы убедиться, что я настоящий. Может он и рад, когда
ему кто-нибудь, несмотря на последствия, челюсть ломает, но я ему такое удовольствие не