'Так и до ДТП недалеко' - подумал майор и, посигналив Илье, стал снижать скорость и прижиматься к обочине. Остановив машину, заглушил мотор и выбрался из кабины; прохладный ночной воздух приятно охлаждал разгорячённое лицо.
- Что случилось? - подойдя к Андрею, спросил Илья.
- Ничего. Смотрю, вырубаешься ты - на последнем километре два раза чуть в кювет не ушёл.
- Есть маленько, - признался Илья.
- Поспать надо хоть немного. Предрассветное время - самое тяжёлое. А если учесть, что мы уже двое суток глаз не смыкали, так лучше пожертвовать парой часов. Погони-то и правда нет, видать, сбили их с толку, отправив в Энск 'Крузака' с 'Кайеном'.
- Не знаю как ты, а я после Клима поспал, Мария машину вела. Не стала меня будить, я аж три часа дрых как убитый.
- Тебе повезло, у тебя напарница нормальная, а у меня - Изя. Он и 'Кайен' свой хреново водит, а уж КАМАЗ... - Андрей пренебрежительно махнул рукой. - То дёргает, то глохнет. Я, считай, не спал - мучился.
- Мне повезло, что мой дядька на МАЗе щебень из карьера на ЖБИ возил, - сообщил Илья, - и первые водительские университеты я на грузовике прошёл. А то бы сейчас, как Изя - дёргал да глох.
- Ладно, - Иванов посмотрел на часы. - Давай-ка придавим на массу минут по сто, а потом с новыми силами - и до славного города Красноярска без остановок. У Дассана в загородном доме на мягких перинах отоспимся.
Илья вопросительно посмотрел Андрею в глаза, но задавать вопрос о принятом другом решении не стал. Однако майор понял и сказал сам:
- Прав ты, Илья, нет у нас с тобой пока других вариантов. У меня так вообще - глухо как в танке... Поэтому я решил в одной связке с тобой остаться, по крайней мере, до Красноярска. А там, если Дассан с Марией убедят, и дальше двинем. Ну, всё, отбой!
Сны из детства всегда особенные: добрые и радостные. И не важно, сколько тебе во сне лет: пять, десять или пятнадцать. Ощутить себя снова пацаном, свободным от забот, лёгким и быстрым - непередаваемое счастье.
Счастье оттого, что так легко дышится, и что на душе нет ничего лишнего - тёмного, раздражающего, нехорошо напоминающего о себе, - да и откуда ему взяться?! Там, в душе, а может быть, и в голове тоже, только малообъяснимая радость и уверенность в том, что впереди ждёт столько всего интересного, что просто дух захватывает! И мысли путаются - малообъяснимое делается вовсе необъяснимым... Но это тоже абсолютно не важно.
Он идёт - быстро, почти бежит, по высокому берегу, покрытому ярко-зелёным мягким травяным ковром; приятно ступать по нему босыми ногами. Иногда дорогу пересекают толстые узловатые корни могучих сосен, выстроившихся по обеим сторонам реки сплошным частоколом. Но он издали видит преграду и перескакивает через неё. В голубом небе - очень низко, прямо над головой - порхают капустницы; их так много, что кажется, будто это никакая ни стая бабочек, а белое облако, которое почему-то всюду следует за ним, сопровождая в пути. Куда он - туда и облако. Он свернёт, и стая капустниц следует за ним, как привязанная.