И был я печальным и бледным ребенком, измученным незнанием самого себя. Меня научили стыдиться своего тела. Я знал лишь, что нужно бояться природы. И вот вступил я однажды в зеленый вертоград и пил студеный, жгучий, хмельной сок. А зверь притаился за золотыми, кровавыми гроздьями. Он сделал мне знак, распустил свои длинные пряди волос, и я погрузился в колыбель из пуха и шелка.
Теперь ты можешь, ненавистная Од, топтать меня ногами, выжать всю жизнь из меня до последней капли. Я отведал смертельный сок и не покину тебя никогда. Рассеялись милые сердцу виденья – домик с белыми стенами, священный мир счастливой жатвы, благословенные поля, где промелькнула в грезах Ализа. В скорбном саду сравнялся с землею могильный холмик, и нет уже на нем следа от ее маленького дикого тела.
Зверь! – вот где терновый венец и крестные страдания! Вот губка, смоченная желчью! Я ранен до судорог смерти.
Вне его пределов лежит царство нежной и дорогой природы, требующей послушанья и зовущей нас к брачному единенью, царство божественного порядка, идущего своей чередой, как журчащий ручей, как речной поток среди гор. Красота вселенной осуществляется в обрядах непосредственной, прекрасной любви, и эта любовь отражается в зеркале вод, простирается под необъятным приветным небом, она есть покорная подчиненность созданий закону жизни. Она в самой себе содержит свои цели и не хочет ничего иного, кроме себя самой, исполняя тем предначертания Бога и Бытия.
«Любите себя в существе вашем. Утишайте в нем зной вашего пламени, пламенный очаг, пылающий в средоточии твари и мира. Тот же закон любви гармонически управляет вселенной, и человек – только образ, в котором отражается красота вещей. Но да не будет тело телу бесплодным ухищреньем, извращающим смысл любви. Но да будет оно, как вода, выполняющая бессознательно свои цели, как луга до пастьбы, когда лишь один пастух знает, что они расцветут. Да не соблазняется оно необычными ухищрениями и не терзается мукой познать себя за теми пределами, которые указал Я в саду наслаждений! Ибо это ведет к ужасному одиночеству, полному зубовного скрежета».
Так вначале говорило Слово. И состарившийся человек стал презирать девственную, согласную божественной воле любовь. Нарушив мир гармоний, он погрузился в кипящую тину. Из недр бытия возродился хаос – создание ада, бесформенная масса крови и огня, рычащее первоначало, созданное нечистой силой. Разверзлись кратеры, хлынули, извергаясь потоками, лава и шлак, чтобы снова расплавить первоначальный слой.
Целыми скопищами происходили беспорядочные сочетания, и люди уже не глядели на небо. Любовь рычала, как бык, хрюкала свиным рылом с заплывшими от похоти глазами, задыхалась от бешеной козлиной случки. В своем безумстве человек отверг торжественные и нежные объятья, восторженный взгляд увлажненных очей, сияние уст, озаренных улыбкой. Любовь перестала быть браком двух человеческих существ среди цветов и ручьев, глубокой радостью чувствовать себя вечным и божественным среди гармонии сфер, среди хвалебных, звездных песнопений – образом великого, полного счастья, созвучья вселенной.