Один из гребцов, наверное, привлек бы их внимание, потому что он не спускал глаз с башни Франциска Первого, хотя делал вид, будто следит за полетом чаек.
Принцу Кондэ, впоследствии известному под именем Кондэ Великого, минуло тридцать лет. Блеск его побед заставил простить ему народные возмущения. В ту эпоху немного было принцев с такими блистательными качествами, какими природа одарила Кондэ: он был учен, образован, умен; лицо его не имело правильной красоты, но носило отпечаток гениальности и отражало величие души. Безмерно было его честолюбие, потому что он чувствовал свою силу. Понятно, какой живой могилой казалась ему тесная темница, куда заключила его ненависть Мазарини и Анны Австрийской.
Принц Конти, двадцатичетырехлетний юноша, тоже преисполнен был честолюбия своего рода. Но сутулость, делавшая его почти горбатым, внушала ему робость, обрекавшую его на второстепенные роли. В ожидании кардинальской тиары он предавался наслаждениям эпикурейской жизни.
Что же касается герцога Лонгвилля, их кузена – ему было около шестидесяти лет – он был свеж, бодр и, главное, несмотря на седые волосы, большой волокита. До крайности ревновавший жену, тем не менее, он был влюблен в герцогиню Монбазон, каждый вечер аккуратно писал к ней аллегорические письма – во вкусе Кира Великого и других модных романов круга прелестных жеманниц.
Госпожа Монбазон, надо признаться, насмехалась над седовласым любезником, но она не жалела трудов хвастаться тем, что в ее колесницу запряжен старый герцог; так она думала досадить своей прекрасной неприятельнице, у которой отняла даже любовь мужа.
Принцы почти закончили обед, когда вдруг раздался выстрел. Принц Конти подбежал к окну и перегнулся через него, вглядываясь в морскую даль.
– Охотник застрелил чайку!
Но, не успев произнести эти слова, он быстро отскочил от окна.
– Какой нахал! – воскликнул он, вспыхнув от гнева.
– Что случилось?
– Неужели это часовой? Он прицелился в меня.
В ту же минуту раздался новый выстрел, и пуля ударилась в амбразуру окна.
– Вот это уж не шутка, господа, теперь посягают на нашу жизнь! – воскликнул принц Конти.
– Тем более, – подхватил герцог Лонгвилль, – что наша порция сегодня была слишком постная. Это по приказанию двора, как говорит нам губернатор де Бар.
– Я подозреваю, что господин де Бар достойный родственник своего кузена герцога де Бара, – сказал Кондэ, – нет такой подлости, перед которой они отступили бы. Наш де Бар наживает себе состояние из той суммы, что следует на наше содержание, точно как другой де Бар наживается от людей, которых рекомендует своему властелину.