Через несколько дней после того, как король был объявлен совершеннолетним, принцесса имела бурную сцену с отцом и немедленно после этого потребовала к себе Жана д’Эра. Строгим было выражение ее лица, и прелестная белокурая головка, казалось, склонялась под бременем глубокой печали, жестокого, неизбежного несчастья.
– Вы благородный человек и не способны на низкий поступок. Вот почему я не обвиняю вас, – сказала она сурово.
– Меня? Меня обвинять?
– Вас, именно вас.
Молодой человек встал перед ней на одно колено.
– Ваше высочество, если вы считаете меня способным на такое вероломство, то прикажите сейчас же, без суда отрубить мне голову, – сказал он с таким убедительным красноречием во взгляде и в голосе, что принцесса была тронута.
– Нет, я не считаю вас способным на это, но есть тайны, которые не укладываются в головах таких пламенных юношей, как вы. Не думая и не замечая того, вы могли проговориться.
– Ваше высочество, с того дня, как вы удостоили меня вашим доверием, с того дня, как я убил злодея и привез в Париж несчастную девушку, которую вам угодно было видеть, с того самого времени я стал другим человеком: я готов к вашим услугам, прикажите – и я на все пойду.
– А между тем кто-нибудь сделал эту нескромную ошибку, а так как вы любите…
– Ваше высочество! – воскликнул Гонтран, покраснев.
– Не скрывайтесь от меня, – сказала она, с благосклонной улыбкой протягивая ему руку.
– Да, я люблю, люблю всеми силами души, но до настоящей минуты скрывал это от всех, даже от себя…
– А я разгадала вашу тайну… О! Не бойтесь, я умею хранить чужие тайны! Клянусь вам, она ничего о том не узнает.
Гонтран смотрел на нее как полоумный.
– Она честная и благородная женщина, я это знаю, и вы скорее умрете, чем покажете ей свое увлечение. Но если вы не осмеливаетесь говорить с ней о вашей любви, так о чем же вы разговариваете?
– Обо всем, то есть ни о чем.
– А я знаю, что она в ваших беседах находит большое удовольствие.
– Вы это знаете? – спросил юноша в упоении.
– Она сама мне сказала. Но не торопитесь радоваться, она говорила мне также и о том, что искренне любит своего мужа.
Гонтран не сдвинулся с места, все стоял на одном колене.
– Встаньте и постарайтесь припомнить, не проговорились ли вы во время задушевных бесед с этой прелестной и благородной особой.
– Нет, я в этом убежден и готов поклясться честью дворянина, памятью моей матери, Богом, который видит и судит нас.
– Так чем же это объяснить?… Слушайте же, Жан д’Эр, я ничего не скрою от вас. Мой отец узнал, что я люблю герцога Бофора, и угадал, что я хочу быть его женой. Каким образом он мог это узнать? Кто мог ему сказать?