– Нет, Жан, – ответила она, садясь возле него, – но скажите, почему вы приехали? Неужели Луизе хуже?
Жану было страшно больно видеть удивление Шоншетты, выраженное так наивно.
– Я… не видел Луизы, – пробормотал он, – она проезжала через Париж во время моего отсутствия… С тех пор известия были удовлетворительны.
– В таком случае?.. – спросила Шоншетта, пристально глядя ему в глаза.
Д'Эскарпи опустил голову.
В соседней комнате послышались шаги мадам Арманд; слышно было, как она перелистывала бумаги. Шоншетта, уже вставшая, чтобы уйти, снова опустилась на место. Настало тяжелое молчание. Жан терзался мыслью, что Шоншетта осуждает его выходку, и начал быстро говорить о своих новых занятиях и работах, о своем житье в Париже. Она слушала рассеянно, нетерпеливо стуча ногой по паркету. А он все говорил и не сводил с нее взора. Как она была прелестна, несмотря на следы горя, запечатлевшиеся на ее лице!
Мадам Арманд ушла из соседней комнаты; Шоншетта тотчас прервала своего собеседника.
– О, Жан! – тихим голосом сказала она, – как это дурно с вашей стороны! этого я не ожидала от вас!
Жан, не ожидавший такого упрека, схватил ее за руку, торопясь оправдаться.
– Простите, простите! – бормотал он, – это – правда: я – подлец… Но не думайте, что я взял назад свое слово… Я сделаю то, что обещал… Я только хотел еще раз увидеть вас перед… перед…
Шоншетта взглянула на него, прочла муку в его взгляде и подумав, по-видимому, не сочла себя вправе осуждать его. Она оставила свою руку в его руке и сказала, низко наклонив голову и как бы говоря сама с собой:
– Бог накажет нас. Мы страшно, страшно виноваты, потому что пред Богом вы – все равно, что муж Луизы.
Д'Эскарпи только еще крепче сжал ее руку: из всего, что сказала Шоншетта, он услышал только слова: «Мы страшно виноваты!» «Мы!» Значит, она также любила его и страдала от разлуки.
Вошла мадам Арманд, и Шоншетта поднялась, чтобы уйти.
– Уходите! уходите скорее! – быстро прошептала она, и краска снова заиграла на ее щеках. – Уезжайте, умоляю вас! – И так как Жан колебался, то она смерила его взглядом и повторила: – Я этого хочу! Не забывайте!
Они пожали друг другу руки на глазах мадам Арманд, и Жан ушел, растерянный, и бежал по улице, не заботясь о жаре. Несмотря на краткость свидания, на почти горестный тон разговора, его душа была переполнена радостью: Шоншетта любит его! Она также боролась! И он повторял ее последние слова: «Не забывайте!»
«Не забывайте!» Не намекнула ли она ему на свои права над ним уже одним тем, что позволила ему любить ее? Он страстно повторял слова Шоншетты, такие простые по своему значению, считая их символом единения их общих мечтаний, общего горя, – всей поэмы их любви.