– Но почему же вы не развелись? – спросил я.
– Как будто это было так просто! Вы не знаете Делесталя. Он сказал, что никогда не даст развода, кроме случая, когда он застанет меня на месте преступления. А с этой стороны он был совершенно спокоен.
– Так что же? – все более и более удивляясь, спросил я.
– Вот вы и представьте себе, чем стала моя жизнь между мужем, которого я от души презирала, и другим человеком, которого я любила, который домогался меня, но которому я могла принадлежать лишь будучи его женой.
– Так вы действительно любили барона? – нервно спросил я.
– Барон олицетворял в моих глазах полнейшую противоположность моему мужу, с его деспотизмом и тиранией. Барон казался мне воплощением душевной привязанности и нежной покорности. Он сумел затронуть и согреть мое сердце и казался мне единственным исходом и надеждой на освобождение.
– Все это так, – сказал я, – но, тем не менее, я не понимаю той роли, которую я сыграл во всей этой истории.
– О, я теперь подошла к самому рискованному и щекотливому пункту своей истории… Я боюсь, что вы никогда не простите мне этого… Помните ли вы, – помолчав немного, продолжала она, – ваш разговор с Делесталем на следующее утро после… нашего прерванного свидания? Он дословно передал мне его в тот же самый день, но он то же самое говорил мне и раньше. Я знала, что если бы я была… застигнута на месте преступления с бароном, то была бы лишена возможности выйти за него замуж…
– Ага, теперь я понял, – резко вскрикнул я, вырывая свои руки. Мадлен старалась снова завладеть ими, но я нетерпеливо вырвался, а она низко-низко склонила головку. – Теперь я понял! Это прелестно… еще смешнее, чем я воображал… ха-ха-ха!.. Я был подставным любовником… послужил к тому, чтобы установить факт фиктивного нарушения супружеской верности… ради выгоды и удобства барона!
– Филипп! – умоляюще вскрикнула Мадлен.
– О, да, вы насмеялись надо мной ещё сильнее, чем я предполагал! В моей памяти сохранилось представление о завязавшемся, но почему-то резко прерванном романе, а я, оказывается, просто послужил орудием для развода. Вы взяли меня «напрокат», как взяли напрокат ту комнату. Теперь я припоминаю, мне говорили, что в Париже процветает это ремесло: «сообщники для адюльтера». Удивляюсь, почему вы не обратились в одно из агентств, поставляющих этих милых личностей? Это было и проще, и… намного чистоплотнее!
Но едва я успел произнести это слово, как тотчас же раскаялся в своей неосмотрительности. Мадлен страшно изменилась в лице и бессильно опустилась на спинку дивана.